Мамочки, как правило, присутствуют с самого начала. В данном случае с восемнадцатилетнего возраста. Вот горький комментарий к этому одного из приятелей Рези, который не вылезает из сходной ситуации десятки лет: «Боже мой, как будто в этом возрасте можно сделать выбор. Как будто в жизни вообще есть выбор».
Значительное преимущество этой мамочки в том, что она крепко приучила своего супруга к мысли, будто он не может уже и шагу ступить без нее. И еще: мамочка заправляет семейным бюджетом.
К чему только мамочка не приучила мужа (даже в мыслях Рези не решается называть его папочкой, ведь до сих пор он покидал ее только на три выходных). Назовем это вспомогательными функциями. Ибо по истечении первых лет любви, а также ухода за двумя детьми пришлось-таки признать, что нет никакой возможности оставлять мамочку и дальше в ее должности экономиста по снабжению и сбыту. Тут они были единодушны: так ли уж много это давало? Тем более если муж все-таки хотел продолжать заниматься своей исследовательской деятельностью. А отчего ему было не хотеть?
Ведь этого хотела и мамочка. При всех обстоятельствах. В конце концов она могла бы потом гордиться им. (Я говорю не о курице, несущей золотые яйца.) Денег хватало. А дальше стало бы еще лучше. Это видели оба уже тогда.
Между тем дети подросли, мамочка продолжает печатать рукописи мужа (чего Рези не могла бы — она и свои-то отчеты о ходе исследования отдает машинистке, это же рациональнее), отапливает дом, варит мусс из падалицы (яблоки из своего сада при домике, приобретенном в последние годы), выучилась — с трудом и не без боязни — водить автомобиль и, и, и. И напоминает мужу по крайней мере три раза в неделю о том, сколько опасностей подстерегает человека в жизни (к ним относятся и случающиеся время от времени печеночные колики). А вот им тем не менее покойно и уютно. Но муж, когда он вырывается на волю, видит, что жизнь вовсе не так уж опасна. Там на него находят молодечество и озорство.
Мамочка приучила мужа. Прежде всего к мысли, что она принесла себя в жертву. Пожертвовала собой ради него. Что, естественно, должно было бы вызывать у него угрызения совести. Мамочку в ее мысли о жертве поддерживают обе ее сестры. Мать мужа умерла несколько лет назад, кроме нее, у него никого не было.
Нужны ли дальнейшие разъяснения? Разве лишь одно: Рези, конечно же, несправедлива. Просто несправедлива. Она совершенно не желает принимать во внимание то доброе, что связывает мужчину с мамочкой; по крайней мере общие воспоминания, в лучшем случае все-таки добрые. (Только где он, такой случай?) А мамочка, вопрошает Рези, принимает ли мамочка в соображение эту в высшей степени непостижимую штуку, что зовется любовью?