Мост этот начинается на почтительном расстоянии от реки. Над низинными лугами, соединяя собой отдельные дамбы-плотины, плавной дугой вздымается ввысь узкоколейка, обрамленная с одной стороны пешеходной дорожкой из деревянных планок. Там, где рельсы выгибаются серпом, ближняя к дорожке рельса проходит ниже, чем дальняя. Все сооружение состоит из металлических конструкций и опирается на обычные столбы — такие же, как у других паводковых мостов в этой местности. Каждый шаг на таком мосту отдается гулом. В особенности если болты, которыми крепятся планки пешеходной дорожки, наполовину отвернуты или вообще отсутствуют. Время и пешеходы сгладили щербинки на древесине и придали ей благородный вид. Железные перила отполированы до блеска. Лишь над рекой мост поддерживается сверху арочной конструкцией. От воды несет аптечными запахами. Пена закручивается воронками.
Мост закрывает собой стволы дубов, так что сперва я увидела только могучие сучья их крон. Это внушило мне симпатию к здешним местам, которая не исчезла, даже когда я перешла с моста на плотину; в общем, город показался мне вполне приемлемым для проживания.
Впечатление это улетучилось, как только я встретила на улице дальнюю родственницу, которая тут же принялась меня поносить за лень и неумение жить. Кто бежит из страны, где трудолюбивым открыты все пути, тот просто не хочет трудиться. А трудолюбы что ни год ездят отдыхать в Италию или на Майорку и шлют своим родственникам посылки.
Дессау не так велик, чтобы можно было не опасаться повторной встречи, так что город сразу утратил в моих глазах все свое обаяние. Поэтому я его покинула и вернулась в Берлин.
Опять-таки из сентиментальных побуждений. Здесь я попросила политического убежища, и здесь же, как мне было известно, живет моя школьная подруга Ирене, в свое время вышедшая замуж за «большого ученого». Во всяком случае, так написала мне когда-то мать. Масштабы, усвоенные мной в Гамбурге, нарисовали в моем воображении виллу, ибо преуспевающий ученый не может жить иначе как на вилле. В доме, конечно, есть комнаты для гостей, и одну из них Ирене, несомненно, предоставит в мое распоряжение. Естественно, на время; зная характер Ирене, я считала, что на ее отзывчивость вполне можно положиться.
И в этом отношении моя уверенность целиком себя оправдала. Меня и впрямь приютили. Правда, в двухкомнатной квартире. На дверной табличке было написано «Мёбиус» — девичья фамилия Ирене. Короче говоря: две разведенные женщины и двое детей в двухкомнатной квартире. Насчет числа детей надо бы уточнить: одному дитяти стукнуло семнадцать, так что вернее было бы сказать — три женщины и мальчик. Мальчику было двенадцать, и звали его Томас.