- Вокульский вступит в сношения с шляхтой, - ответил Игнаций, - а капиталы и там найдутся.
- Как знать, что хуже: еврей или шляхтич, - бросил мимоходом Клейн и поднял брови с весьма горестным видом.
Глава восьмая
Размышления
Очутившись на улице, Вокульский постоял на тротуаре, словно раздумывая, куда пойти. Его никуда не тянуло. Но, случайно взглянув направо, на свой новый магазин, перед которым уже останавливались прохожие, он с омерзением отвернулся и пошел влево.
"Удивительно, как все это меня мало трогает", - мысленно отметил он.
Потом он подумал о тех людях, которым уже сейчас давал заработок, о тех десятках людей, которые с первого мая должны были начать у него работать, о тех сотнях людей, для которых он в течение года собирался создать новые источники заработка, и о тех тысячах людей, которые благодаря его дешевым товарам смогут несколько улучшить свою убогую жизнь, - и почувствовал, что в эту минуту все эти люди вместе с их семьями совершенно безразличны ему.
"Магазин кому-нибудь уступлю, в компанию вступать не стану и уеду за границу", - думал он.
"И обманешь людей, которые надеются на тебя?"
"Обману! Что же, разве меня самого не обманула жизнь?"
Он шел вперед, но ему было как-то не по себе; наконец, поняв, что ему надоело все время уступать дорогу, он перешел на другую сторону улицы, где прохожих было меньше.
"Однако что за наглец этот Мрачевский, - думал он. - Как можно говорить подобные вещи в магазине? "Через несколько дней получу от нее записочку, а там - свидание..." Что ж, поделом ей: пусть не кокетничает со всяким болваном... Впрочем, не все ли мне равно!"
В душе его была странная пустота, только на самом дне ее - капелька жгучей горечи. Ни сил, ни желаний - только эта капелька, такая крохотная, что и не разглядишь, но такая горькая, что, кажется, весь мир можно бы отравить ею.
"Временная апатия, переутомление, отсутствие впечатлений... Я слишком много занимаюсь делами", - говорил он себе.
Поглядев вокруг, он остановился. Предпраздничный день и хорошая погода выманили на улицу множество людей. Между памятником Коперника и колонной Зыгмунта двигалась вереница экипажей, и, колыхаясь, плыла пестрая толпа, похожая на стаю птиц, которые в эту минуту проносились над городом, улетая на север.
"Любопытная вещь, - подумал он. - Каждая птица там, в вышине, и каждый человек на земле воображает, что направляется туда, куда хочет, и только со стороны видно, что всех их несет вперед некая роковая сила - более мощная, чем их желания и намерения. Может быть, та же самая, которая разносит по ветру снопы искр, вылетающих ночью из трубы паровоза? На миг блеснут они и погаснут навеки - и это называется жизнью.