- Ой, хочу!
- Так решайся немедленно. Либо возьмешься за работу, потому что даром никто хлеба не ест...
- Вот и неправда, - прервала она. - Тот старик небось ничего не делает, а денежки у него есть. Он мне сколько раз говорил, что я заботы знать не буду...
- Ни к какому старику ты не пойдешь, а отправишься к сестрам святой Магдалины. Либо возвращайся, откуда пришла.
- Монашки меня не примут. Вперед надо долг заплатить и чтобы кто-нибудь поручился.
- Все будет устроено, если ты пойдешь туда.
- А как я к ним пойду?
- Я дам тебе письмо, ты его сейчас же отнесешь и останешься там. Согласна или нет?
- Согласна! Давайте письмо. Посмотрю, как мне там покажется.
Она села и стала осматриваться по сторонам.
Вокульский написал письмо, объяснил, куда ей нужно идти, и в заключение сказал:
- Выбирай сама. Будешь вести себя хорошо и прилежно работать, и тебе будет хорошо, а не воспользуешься случаем, так пеняй на себя. Можешь идти.
Девушка расхохоталась.
- Ну, уж и взбеленится старуха!.. Подложу я ей свинью!.. Ха-ха-ха! Только... вы меня за нос не водите?
- Ступай, - ответил Вокульский, указывая на дверь.
Она еще раз пристально посмотрела на него и вышла, пожав плечами.
Вскоре после ее ухода появился пан Игнаций.
- Что это за знакомство? - недовольно спросил он.
- Действительно, - задумчиво отвечал Вокульский. - Я еще не встречал подобного животного, хотя видел их немало.
- В одной только Варшаве их тысячи, - сказал Жецкий.
- Знаю. Борьба с ними ни к чему не приводит, потому что все время появляются новые. Отсюда вывод, что рано или поздно общество должно будет перестроиться от основания до самой верхушки. Иначе оно сгниет.
- Ага, - пробормотал Жецкий. - Я так и думал.
Вокульский простился с ним. Он чувствовал себя как горячечный больной, которого окатили холодной водой.
"Однако, я вижу, пока общество перестроится, - думал он, - сфера моей благотворительности сильно сузится. Моего состояния не хватит на облагораживание низменных инстинктов. Что касается меня, то я, пожалуй, отдаю предпочтение светским дамам, зевающим в костеле, перед выродками, если даже они молятся и плачут".
Образ панны Изабеллы предстал перед ним в еще более ярком ореоле. Кровь бросилась ему в голову, и он в душе клеймил себя за то, что мог сравнивать ее с подобным существом.
"Нет, лучше уж сорить деньгами на экипажи и лошадей, чем на такого рода... несчастные случаи".
В пасхальное воскресенье Вокульский в наемной карете подъехал к дому графини. У подъезда уже стояла длинная вереница экипажей самого различного ранга. Были там щегольские кабриолеты, в которых разъезжала золотая молодежь, и обыкновенные извозчичьи пролетки, нанятые на несколько часов отставными сановниками; старые кареты со старыми лошадьми и старой упряжью, сопровождаемые лакеями в потертых ливреях, и новенькие, прямо из Вены, коляски, а при них лакеи с цветами в петличках и кучера с кнутами, упертыми в бок наподобие маршальского жезла; не было недостатка и в фантастических казачках, облаченных в шаровары такой непомерной ширины, словно именно там была заключена вся спесь их господ.