– Ну-ну, успокойся, все прошло, – говорю я, хотя и знаю: это не пройдет никогда, этот ужас останется с ней навсегда. – Мы найдем Аву. – Я не могу говорить о Даниеле, на языке одни банальности, да я и пытаться не хочу. Но Ава жива, я люблю ее, а еще я люблю мою лучшую подругу, каким бы ни было ее прошлое. Я не могу управлять своим сердцем, а оно бьется для нас двоих.
– Мы найдем Кейти, – с мрачной решимостью произношу я. – И мы спасем Аву.
57
Лиза
Еще едва рассвело, но Мэрилин уже поднялась и собирается уходить. Ни ей, ни мне поспать толком не удалось.
– Я хочу вернуться, прежде чем появится Саймон, – говорит она. – Душ я приму там. Оставлю волосы слегка влажными, чтобы выглядело так, будто я только встала. Наверное, предосторожность излишняя, но мы не можем рисковать.
Эта женщина поражает меня. Столько дерьма в ее собственной жизни, столько она теперь знает обо мне, но все же она здесь, со мной.
– Я постараюсь под каким-нибудь предлогом улизнуть пораньше, – продолжает она. – Встреча в банке или еще что-нибудь. Надеюсь, к ланчу буду. Ты ничего?
– Мне нужно кое с чем разобраться.
На столике в углу лист почтовой бумаги, там написано все, что мы знаем о Кейти, не много, и теперь я должна составить список людей моего круга, людей, у которых она может прятаться.
– Там и мой номер записан. – Мэрилин стоит у дверей, не решается оставить меня одну. Я хочу заверить ее, что, несмотря на прошлую ночь, я справлюсь. Я не только Лиза, которую знает она, но еще и Шарлотта Невилл. – На обратном пути куплю тебе телефон без регистрации, а пока пользуйся телефоном отеля, если я тебе понадоблюсь. Договорились?
– Со мной все в порядке. – Я встаю и обнимаю ее. – И спасибо тебе. Спасибо за все.
– Друзья ведь для этого и существуют?
Мэрилин улыбается, несмотря на усталость и боль. Может быть, помогая мне, она помогает себе, и это придает ей силы.
Я дожидаюсь, когда она уйдет, вешаю на дверь табличку «Не беспокоить», сижу несколько минут, слушая бульканье кофемашины. Я чувствую себя иначе. Все слезы – годы слез, целая жизнь слез – вдруг прорвались наружу, и я осталась словно голая, до самой своей сути, чистая и свежая. И во мне есть зернышко надежды. У меня есть Мэрилин. Она меня любит. Значит, я не такая, чтобы меня невозможно было любить. Что бы ни случилось потом, я буду помнить и знать: меня любили.
Мы спали на одной кровати в нижнем белье, выставив напоказ все наши болячки. Следы скрытых жизней. Побелевшие ожоги от сигарет под моими коленями – худшая часть дней сразу же после, когда я хотела мучить себя, и более свежие, крупные синяки на коже Мэрилин. Когда мы выключили свет и оказались в безопасной темноте, она рассказала мне о Ричарде. О медленной деградации его поведения, как с годами раздражение перешло в ярость, а потом, совсем недавно, в насилие, как она всегда надеялась, что это больше не повторится, как стыдилась. На сей раз я слушала ее и удивлялась: неужели человек может скрывать такое? А она, в темноте ночи, запинаясь и прерываясь, рассказывала мне свою историю.