Мне требовалось побеседовать со старшим сыном, но тот, похоже, не мог говорить. Он лежал, укрытый грудой одеял и шкур, в ознобе и испарине одновременно.
– Горячка должна перегореть в нем, – объяснила мне Имма, которой единственной из сестер разрешали общаться с мужчинами. – Ему нужны молитвы и пропотеть. Хорошо пропотеть!
Когда я пришел в дом, колченогий привратник застучал по железной полосе, извещая о приходе мужчины, и закутанные в капюшоны женщины ринулись прятаться, зато сестра Имма появилась из темного закоулка.
– Слава Всевышнему, кровотечение остановилось, – сказала она, перекрестившись. – Спасибо грудному покрову святой Вербурх.
– Чему спасибо?
– Его дала нам леди Этельфлэд, – заявила сестра. – Это священная реликвия. – Ее пробила дрожь. – Мне дозволили прикоснуться к нему!
– Грудной покров?
– Преподобная святая Вербурх оборачивала груди полосой ткани, – сурово просветила меня сестра Имма. – Она пеленала их туго, чтобы не искушать мужчин. А под материю подкладывала шипы, в память о страданиях ее Господа.
– Втыкала колючки себе в сиськи? – охнул я.
– Это один из способов восславить Бога! – провозгласила монахиня.
Никогда не пойму христиан. Я видел, как мужчины и женщины бичевали себя, пока на спинах у них не оставались лишь клочья мяса, свисающие с обнаженных ребер; видел паломников, ковыляющих на сбитых окровавленных ногах, чтобы поклониться зубу кита, проглотившего Иону; видел одного мужчину, который молотком загонял себе гвозди в ноги. Какому богу нужна такая несуразица? И зачем почитать бога, который требует от тебя самоистязания? Не лучше ли почитать Эостру, которая хочет, чтобы ты увлек девчонку в кусты и сделал ей детишек?
– Прошлой ночью о твоем сыне молился сам епископ, – продолжила Имма, с неожиданной нежностью гладя лоб моего сына. – А еще он принес язык святого Кедда и возложил его на рану. Ну и сестра Гомерь, разумеется, пользует его. Если кому и дано творить Божьи чудеса, так это сестре Гомери.
– Жене епископа, – уточнил я.
– Святая во плоти! – благоговейно воскликнула Имма.
Моему сыну отнюдь не помешала бы святая во плоти или хотя бы чудо. Он уже не лежал, скорчившись от боли, но говорить так и не начал. Я окликнул его по имени, и мне показалось, что он узнал мой голос, но утверждать не берусь. Может, он и вовсе не очнулся еще.
– Проклятый ты болван, – проворчал я ему. – И с чего тебя занесло в Ирландию?
Парень, ясное дело, не ответил.
– Можно не сомневаться, что он трудился во славу Божию, – твердо заявила Имма. – И теперь стал мучеником за веру. Он заслужил право пострадать за Христа!