Сын мой страдал, но сестра Гомерь, похоже, и впрямь творила чудеса, потому что на следующее утро епископ прислал мне весть, что пареньку становится лучше. Я отправился в тот дом, выждал, пока двор очистили от женщин, потом вошел в комнатушку, где лежал Утред. Вот только Утредом он больше не был. Сын теперь называл себя отцом Освальдом. Я застал его сидящим в кровати и с румянцем на щеках. Он поднял взгляд на меня, а я посмотрел на него.
– Проклятый ты дурень! – буркнул я.
– И ты здравствуй, отец, – слабо отозвался он. Видимо, только поел, потому как на меховом покрывале стоял пустой котелок и лежала деревянная ложка. Рука его сжимала распятие.
– Болван ты этакий, ты ж чуть не умер! – бранился я.
– А разве тебе не все равно?
Я не ответил, стоял в дверях и таращился на двор.
– Эти чертовы бабы болтают с тобой? – спросил я.
– Шепчут.
– Шепчут?
– Чем меньше, тем лучше. Молчание – их дар Богу.
– Молчаливая женщина… – протянул я. – Не такая уж плохая вещь, полагаю.
– Они всего лишь следуют Писанию.
– Писанию?
– В послании к Тимофею святой Павел учит, что женщине должно «быть в безмолвии».
– Видно, он был женат на мерзкой карге, не дававшей ему покоя, – проворчал я, припомнив сварливую супругу Видарра. – Но зачем Богу потребовалась тишина?
– Потому что уши Его гудят от молитв. Тысяч молитв. Молитв от недужных, одиноких, умирающих, несчастных, бедных и нуждающихся. Молчание есть дар сим душам, позволяющий их молитвам достичь Господа.
Я таращился на воробьев, затеявших драку в траве двора.
– И ты считаешь, что Бог внемлет этим молитвам?
– Я жив, – просто ответил он.
– Как и я. Между тем целая куча чертовых христиан возносит молитвы о моей погибели.
– Это верно. – Голос его прозвучал весело, но, обернувшись, я увидел, что его лицо исказила гримаса страдания.
Я глядел на него, не зная, что сказать.
– Наверное, это больно, – выдавил я наконец.
– Больно.
– Как ты попался в лапы к Рагналлу? Что за глупая была затея!
– Я прибыл к нему в качестве посла, – устало сказал сын. – И затея не была глупой – он согласился принять меня.
– Ты был в Ирландии?
– Не во время встречи с ним. Но прибыл я оттуда.
– От Стиорры?
– Да.
Появилась низенькая женщина с горшком воды или эля и заскулила, привлекая мое внимание, – хотела, чтобы я освободил дверной проем.
– Убирайся! – рявкнул я, потом снова повернулся к сыну. – Эта сука Брида тебе и уд отрезала?
Сын помедлил и кивнул:
– Да.
– Впрочем, не важно. Ты ведь чертов священник – можешь отливать как баба.
Я был в бешенстве. Пусть я отрекся от Утреда, лишил его имени, наследства и выгнал, он оставался моим сыном, и нападение на него было посягательством на мою семью. Я хмуро разглядывал отпрыска. Волосы очень коротко подстрижены. Мальчишка всегда был симпатичным, узколицым и улыбчивым. Впрочем, улыбка наверняка покинула его вместе с членом. Я решил, что он красивее второго моего сына, который, как утверждали, похож на меня благодаря круглой и покрытой шрамами физиономии.