– И ты тут живешь с ними? – язвительно осведомился я.
– О нет, мой лорд! – Вопрос скорее позабавил, чем оскорбил его. – Это было бы неподобающе! Боже мой, нет! Мы с моей дорогой женой обитаем в небольшой хибарке за кузницей. Я, хвала Господу, не отношусь к болящим, умирающим или раненым.
Привратник опустил наконец железную полосу, и, едва протяжное эхо замерло, через двор к нам направилась высокая худая женщина. У нее были широкие плечи, мрачное лицо и здоровенные, как лопаты, ручищи. Леофстан и сам не из мелких, но эта баба возвышалась над ним.
– Епископ? – резко произнесла она. Скрестив руки, женщина в упор воззрилась на Леофстана, глядя на него сверху вниз.
– Сестра Имма, это тяжело раненный священник, – сообщил прелат, указав на окровавленную фигуру на руках у Фолькбальда. – Ему нужна помощь моей жены.
Сестра Имма, которая, если судить по наружности, могла стать приобретением для «стены щитов», огляделась и наконец указала на угол колоннады.
– Вот там есть место…
– Ему нужно выделить особую комнату, – прервал я ее. – И кровать.
– Он будет…
– У него будут комната и кровать, – резко повторил я. – Или ты хочешь, чтобы мои воины очистили это треклятое место от христиан? Женщина, я командую в этом городе, а не ты!
Сестра Имма вскинулась и уже хотела возразить, но епископ успокоил ее:
– Сестра, мы подыщем комнату!
– И вам нужно больше места, – добавил я. – На грядущей неделе у вас будет самое малое сотня раненых. – Я обернулся и поманил пальцем Ситрика. – Подыщи помещения для епископа. Два дома, три! Место для раненых!
– Раненых? – недоуменно спросил Леофстан.
– Епископ, предстоит бой, – сердито напомнил я. – И нешуточный.
Наконец моему сыну нашли комнату – мы пересекли двор и через узкую дверь протиснулись в тесную каморку, где уложили на постель. Раненый бормотал что-то, и я наклонился послушать, но слова были бессвязные. Потом он свернулся, поджав ноги, и заскулил.
– Излечи его, – рявкнул я сестре Имме.
– Если будет такова воля Божья.
– Такова моя воля!
– Сестра Гомерь позаботится о нем, – сообщил епископ Имме, бывшей, видимо, единственной сестрой, которой не возбранялось иметь дело с мужчинами. И обязанность ей явно не была в тягость.
– Сестра Гомерь – это твоя жена? – спросил я, припомнив странное имя.
– Так и есть, хвала Господу, – подтвердил Леофстан. – Что за удивительное и милое создание притом!
– Имя чудное, – промолвил я, глядя на сына, который стонал на постели, корчась от боли.
Епископ улыбнулся:
– Мать нарекла ее Сунгифу, но, когда жена возродилась во Христе, милые сестры дали ей новое имя. Вот так моя дорогая Сунгифу стала известна как сестра Гомерь. И с новым именем Бог даровал ей искусство врачевания.