Вчера настал черед Кэтрин. На улице, где погиб мистер Баумен, в уголке, который превратился в импровизированный мемориал с цветами и мягкими игрушками, кто-то поставил огромную распечатку с фотографии класса Кэтрин, на которой она с выколотыми глазами и с буквами RIP и датой «5 октября». Когда Питер об этом узнал, то впервые на моей памяти почти потерял самообладание. Он захотел, чтобы бал отменили, и Кэтрин едва отговорила его от звонка директору Слейту. Сегодня утром, на классном собрании перед началом занятий, нам напомнили, чтобы мы сообщали учителю обо всем подозрительном. Но пока что осенний бал по-прежнему в силе.
Миа хватает со спинки стула перед туалетным столиком черную в блестках толстовку.
– От Деклана ты ничего об этом не слышал? Мне кажется, что репортер должен был попытаться выйти и на него.
– Нет.
В выходные Деклан наконец-то ответил на мои сообщения, известив, что вернулся в Нью-Гэмпшир. Помимо этого мы не общались с ним после нашей встречи в «Таверне Буковски». Я до сих пор не знаю, что он здесь делал и где жил.
– После звонка Дейзи отсиживается в своей комнате, – говорит Миа, натягивая толстовку. Ткань приглушает ее голос, пока она просовывает голову: – Не скажу, правда, что в этом есть что-то необычное.
– Ты все еще хочешь пойти ужинать в «Бартлис»? – спрашиваю я. Доктор и мистер Квоны оба работают по четвергам допоздна, у Питера и моей матери вечер свидания, поэтому мы с Мией собираемся в единственный ресторан Эхо-Риджа. – Я взял мамину машину, поэтому нам не придется идти пешком.
– Да, абсолютно. Мне нужно вырваться из этого дома. Еще я пригласила близнецов, поэтому они нас ждут. Правда, я позвала их в пять. Можем пока посидеть и попить кофе. – Она сует в карман ключи и направляется к двери, но, выйдя в коридор, останавливается. – Мне просто нужно проверить… – Она возвращается на несколько шагов назад к закрытой двери напротив ее комнаты и стучит по косяку. – Дейзи? – Ответа нет, но Миа стучит сильнее. – Дейз?
– Что? – доносится спокойный голос.
– Мы с Малкольмом собираемся на ужин в «Бартлис». Хочешь пойти?
– Нет, спасибо. У меня болит голова.
– Тебе станет лучше, если ты поешь.
Тон Дейзи становится жестче.
– Я же сказала – нет, Миа. Я останусь дома на весь вечер.
Губы Мии слегка искривляются, потом она хмурится.
– Отлично, – бормочет она, отворачиваясь. – И чего я так беспокоюсь. Пусть родители за нее переживают.
Она шагает вниз по лестнице с таким видом, будто ей не терпится покинуть дом. Каждый из нас с Мией считает, что дом другого устроен лучше, разумнее: мне нравится, что дом Квонов светлый и современный, а ее родители разговаривают с нами так, будто мы действительно понимаем, что происходит в мире; ей же нравится, что Питер и моя мать почти не обращают внимания на то, чем я занимаюсь. Квоны всегда хотели, чтобы Миа была больше похожа на Дейзи – милую и прилежную. На человека, от которого можно ожидать правильных слов и поступков. До тех пор, пока она – ни с того ни с сего – перестала это делать.