Я коснулся ее лица, шеи. Кожа холодная, влажная на ощупь.
Шок.
Мой шок был чисто эмоциональный, разума и сердца, она же страдала от шока физиологического, вызванного болью и потерей крови. И умереть могла не от ран, а именно от шока.
Лежала она на спине, в положении, идеальном для лечения.
Сложив в несколько раз кухонное полотенце, к подложил его ей под голову, лишь для того, чтобы голова не лежала на полу. Поднимать-то следовало ноги.
Взяв с полки несколько поваренных книг, я сделал из них подставку и осторожно поднял ее ступни на десять дюймов.
Помимо кровотечения, не меньшую опасность в ее состоянии представляла собой потеря тепла. Мне требовались одеяла, но я не решался оставить ее, чтобы принести их со второго этажа.
Если она умирала, я не мог позволить ей умереть в одиночестве.
Я метнулся в комнату-прачечную, которую мы использовали и как раздевалку. Сорвал с крючков шубы.
Вернувшись на кухню, укрыл ее. Моей шубой и ее. Шубками Энни, Люси, Энди.
Лег рядом, не обращая внимания на кровь, прижался всем телом, чтобы передать ей свое тепло.
Когда послышался вой приближающейся сирены, вновь прикоснулся к шее. Пульс не стал сильнее, но я заверил себя, что он не стал и слабее, хотя и знал, что лгу себе.
Потом начал шептать в ее миниатюрное ушко, надеясь, что она крепко ухватится за мой голос, что мои слова удержат ее в этом мире. Не помню, что я говорил, подбадривал, заверял, что все будет хорошо, но скоро мой монолог превратился в бессчетное повторение трех слов, которые составляли основу моей жизни: «Я тебя люблю, я тебя люблю, я тебя люблю…»
Мой отец просил встревоженных соседей отойти подальше от крыльца, с дорожки на лужайку, заставленную рождественскими фигурами.
Следом за отцом из дома вышли два фельдшера. На каталке, которую они катили, лежала Лорри. Без сознания, под шерстяным одеялом, с капельницей: в ее вену по трубке подавалась плазма.
Я шел рядом, держа в руке флакон с плазмой. Фельдшеры предпочли бы помощь полицейского, но эту работу я мог доверить только себе.
Им пришлось приподнять каталку, чтобы спуститься с крыльца по лестнице. Потом колесики стукнулись о бетон дорожки и покатились к улице.
Моя мать находилась в спальне девочек с тремя детьми, успокаивала их, следила за тем, чтобы они не выглядывали в окно.
Полдюжины патрульных машин стояли на улице, с работающими двигателями и включенными маячками, которые попеременно разрисовывали припущенные снегом деревья и соседние дома то в красное, то в синее. «Скорая помощь» ждала у тротуара, пристроившись в затылок к «Меркьюри Маунтейнер», на котором приехал Конрад Бизо.