— Правда? — полностью изгнать из голоса презрение мне не удалось. — Ты уверен, что любил? Он не прислал тебе ни единой рождественской открытки.
Улыбка поблекла.
— Я уже говорил, он никогда не был хорошим отцом. Но уверен, любил меня за то, что я сделал в Сноу-Виллидж.
— Я не сомневаюсь, что любил, Панч, — подала голос долго молчавшая Лорри. — Думаю, ты сделал то, что должен был сделать, — этими словами она напомнила мне о цели нашего приезда: мы хотели расположить его к себе, а не настраивать против себя.
Ее одобрение, лживое для моего уха и искреннее для его, вернуло улыбку на лицо Панчинелло.
— Если бы в ту ночь в Сноу-Виллидж все прошло, как я и планировал, ты прожила бы эти годы со мной, а не с ним.
— Что ж, тут есть о чем подумать, не так ли? — и она ответила улыбкой на улыбку.
— Синдактилия, — повторил я.
Он моргнул, улыбка ушла, ее место заняло недоумение.
— Ты так и не сказал, откуда узнал об этом.
— С пальцами на руках у меня все было в порядке, но я родился с тремя сросшимися пальцами на правой ноге и двумя — на левой.
— Да что это за жуткая больница? — в его голосе слышался скорее ужас, чем удивление.
Иногда казалось, что он в здравом уме, иной раз его безумие не вызывало ни малейших сомнений. Ему хватило ума защитить диплом по юриспруденции и выучить несколько языков, и при этом он мог ляпнуть такую вот чушь.
— Больница тут ни при чем.
— Мне следовало взорвать и ее.
Я вопросительно взглянул на Лорри.
Она глубоко вдохнула, кивнула.
Я повернулся к Панчинелло.
— У нас обоих были сросшиеся пальцы, потому что мы — братья. Близнецы.
Он изумленно вытаращился на меня, потом перевел взгляд на Лорри. Недоверчиво усмехнулся.
— Расскажи это какому-нибудь олуху, который никогда не смотрелся в зеркало.
— Мы не похожи, — ответил я, — потому что мы — разнояйцевые близнецы, не однояйцевые.
Я не хотел быть его близнецом, даже разнояйцевым, и не только потому, что становился братом маньяка-убийцы. Не было у меня никакого желания вклеивать фотографию Конрада Бизо в семейный альбом за подписью. «ПАПА». Натали Вивасементе-Бизо могла быть писаной красавицей, совершенством во плоти, но даже ее я не хотел видеть среди своих ближайших родственников.
У меня уже были отец и мать, Руди и Мэдди Ток. Они, и только они, сделали меня таким, какой я есть, дали мне шанс стать тем человеком, каким мне хотелось стать. Я создан для того, чтобы быть пекарем, а не кем-то еще. Если их кровь не течет в моих венах, то течет их любовь, переливания которой они делали мне всю мою жизнь.
Другие варианты… Натали могла остаться в живых, а если бы умерла, меня мог воспитывать Конрад, не стоит даже рассматривать.