— Время от времени, пока я подрастал, великий Бизо фотографировал мои деформированные руку и ногу. Без обратного адреса посылал фотографии этой свинье из свиней, этому сифилитическому хорьку, Виргильо Вивасементе.
— Зачем? — спросила Лорри.
— Чтобы показать Виргильо, что его самая прекрасная и талантливая дочь не смогла родить воздушного гимнаста, что следующее поколение цирковых звезд в династии Вивасементе придется растить из детей менее талантливых артистов. Как я мог с такой ногой ходить по натянутой проволоке? Как я мог с такой рукой перелетать с трапеции на трапецию?
— И когда тебе разъединили пальцы? — спросил я.
— В восемь лет я заболел скарлатиной. Великому Бизо пришлось отвезти меня в больницу. Врач сказал, что сращивания костей нет, а разделить кожу очень легко. После этого я наотрез отказался учиться на клоуна, пока не будет сделана операция.
— Но клоунского таланта у тебя не оказалось.
Панчинелло кивнул.
— После операции я очень старался выполнить данное отцу обещание, но клоуном был паршивым. Я понял это, едва мне разделили пальцы на ноге и руке.
— Ты прирожденный воздушный гимнаст, — сказала Лорри.
— Да. Втайне от отца брал уроки. Начал поздно. В этом деле оттачивать мастерство нужно с детства. А кроме, того, в глазах Виргильо я был замаран клоунской кровью. И он сделал бы все, чтобы не позволить мне выйти на манеж воздушным гимнастом.
— Вот ты и решил посвятить жизнь мести. — Вроде бы что-то такое он нам говорил в далеком 1994 году.
— Не умея летать, можно и умереть, — согласился Панчинелло.
— Вся эта безумная история о ночи твоего рождения, о медсестре — наемной убийце и о подкупленном Виргильо враче, который убил твою мать, — ложь от начала и до конца, — сказал я ему.
Панчинелло улыбнулся сквозь слезы и покачал головой.
— Я подозревал, что так оно и есть.
От его признания у меня похолодело внутри.
— Ты подозревал, что эта история — ложь? И тем не менее вернулся в Сноу-Виллидж, чтобы убить ни в чем не повинных людей и взорвать город?
Он пожал плечами:
— Какое-то, а занятие. Иногда приходится держаться за ненависть. Если нет ничего другого.
«Какое-то, а занятие. Вечер выдался скучным, так давайте взорвем город».
Но эту мысль я озвучивать не стал.
— У тебя явные способности к иностранным языкам. Ты мог бы стать учителем, переводчиком.
— Всю мою жизнь я ничем не мог порадовать великого Бизо. А кроме него, ни один мужчина, ни одна женщина — совершенно никто не хотел, чтобы я его или ее порадовал. Стань я учителем — его бы это не впечатлило. А вот отомстить за смерть матери… я знал, тогда он будет мною гордиться, — губы разошлись в ослепительной улыбке. — Я знал, за это мой отец любил меня.