Весь день Арольт вёл плот, сверяясь с путём колесницы Гелиоса, которую его неукротимые жеребцы стремительно несли по лазурному, быстро темнеющему куполу небосклона. Ульф отдыхал, потому что ветер надувал парус, а за рулевым веслом ему места не было. Утлое сооружение перескакивало с одной пологой волны на другую, с каждым часом приближаясь к заветной цели. Ночью ветер посвежел, Ульф забеспокоился, но Арольт только усмехался, беззаботно повторяя, что это быстрее доставит их к берегу. И точно — плот помчался, как охотничий гепард, Бартоно только головой покрутил, глядя, как волны услужливо несут в нужном направлении утлое судёнышко, повинуясь лёгким нажимам рулевого весла.
А ветер всё крепчал, к утру разыгрался настоящий шторм. Серо-зелёные громадные валы, словно щепку, швыряли шаткое изделие Арольта, но старый моряк, насвистывая какую-то несложную мелодию, орудовал веслом с прежней беспечностью, только крепче сжимая ногами сундук. Ульф глаз не сводил с кормчего, дивясь его спокойной уверенности и презрению к буйству стихии. К вечеру валы сделались ещё выше, ещё мощней. Каждый из них грозил разбить судёнышко не то, что в щепки, а в древесные лохмотья, однако Арольт лишь сменил мотив с игривого на более медленный, и продолжал твёрдой рукой править этим безумным танцем.
— Когда мы вернёмся к Вилену, я намекну ему, чтобы он сделал тебя кормчим самого мощного корабля нашего флота! — крикнул ему Великолепный, накрепко примотанный верёвками к сундуку. Как и все атланты, он был хорошо знаком с буйством водной стихии, поскольку океанские волны заметно превосходили лучшие морские экземпляры, но на плоту в такой переделке бывать ему не приходилось даже в кошмарных снах.
— К акулам! — отозвался суеверный моряк. — Ты сначала до Фермопила, дружок, доберись!
— Если ты высадишь меня на твердь земную, будь уверен, я доставлю тебя к Носорогу, даю слово.
— Договорились, — проворчал Арольт…
А через две недели оба товарища, прошедшие море, горы и македонские дозоры, предстали пред ясные поросячьи очи командующего Второй Имперской армии светлейшего Фермопила Ролоина. За это время Арольт в полной мере уяснил, какие именно качества Ульфа Бартоно привели к тому, что ему было присвоено его громкое прозвище. Когда они напоролись на отряд двух македонских этеров, ветерану понадобилось не больше пяти минут, чтобы уложить дюжину крепких воинов, умело владевших оружием, моряк и веслом-то, как следует, не успел размахаться… Поэтому его ни грана не удивило спокойное достоинство, с которым его спутник, ставший за время путешествия настоящим другом, держался перед грозным Фермопилом, получившим за вспыльчивый характер прозвище Носорог.