Он проводил сына мутным взглядом и повернулся к Кану:
— Доспехи, целый день таскать тяжело? — спросил участливо.
— Тяжеловато, — согласился Кан, и чуть не свалился со скамейки, услышав:
— За что Мару лицо набили?
— Кому? — переспросил он, чтобы выиграть время и придти в себя.
— Мару.
— Кто?
— Леон.
— Первый раз от тебя слышу, стратег.
— От меня — в первый, — подтвердил Ритатуй, в упор глядя на юного ловчилу. — А разве ты сам об этом не говорил?
— Кому?
— Кулиону — своему дружку и сынишке Изолия.
— Когда это?
— Сегодня утром.
— Где? — почти чистосердечно изумился Кан.
— На площади перед храмом.
— Ничего там такого я не говорил, стратег! — уже полностью чистосердечно воскликнул младший из братьев Норитов, поскольку на площади об этом инциденте рассказывал Леон.
— А кто говорил? — не отступал Ритатуй, пронзая юношу абсолютно чистым пристальным взором.
— Мне-то откуда знать, стратег? — с лицом невинного агнца отпёрся Кан. — Я, конечно, был на площади с Леоном и Кулом, но что-то не припомню, чтобы об этом был разговор. Мы больше о войне болтали.
— Может у тебя память слабая? — зловеще осведомился начальник обоза. — Может, дюжина-другая розг её освежат и усилят?
— Я воин армии великого города Афины, — улыбнувшись, напомнил о своих правах очень грамотный сын великого Тенция Норита. — Я гоплит десятка Фидия, сотни Априкса, тысячи Тенция. Меня всем желающим сечь нельзя — только по приговору суда сотников нашей тысячи…
— Это хорошо, что ты, наконец, уяснил, кто ты такой, — съехидничал Брети. — Но ты забыл о том, что твой тысячник — один из моих друзей и твой отец; так что выдеру я тебя, не как воина, а как сынишку моего друга. Он не будет против, я знаю! Эй, Сарам, розги подай! А ты, Канонес, чего расселся? Разоблачайся!
Тяжко вздохнув, Кан поднялся и стал расстёгивать пластинчатый воинский пояс.
— Жалеешь, что не сознался сразу? — посочувствовал Ритатуй. — Так ещё не поздно — сознавайся.
— Жалко безвинно розгам подвергаться, — отозвался стойкий сын сурового Тенция Норита. — Ну, да за правду пострадать не стыдно, потерплю, не впервой…
Ритатуй с изумлением и некоторым уважением покачал головой:
— Ну, ты и упрямец! — проговорил он и рассмеялся. — Весь в отца! Не трусь, малыш, никто тебя сечь не будет — пошутил я! Просто я запретил Мариарху ухаживать за вашей сестрой, а тут слышу от вашей троицы, что он нарушил мой приказ. Наказать бы, да доказательств нет. Думал, ты мне их представишь, а ты упёрся. Мар! Эй, Мар!
Полог шатра откинулся, и внутрь вошёл младший Брети.
— Ступай, малыш! — сказал Ритатуй и о чём-то заговорил с Мариархом и Сарамом.