Саймон вспомнил последний страшный час в Ясире:
— Утук’ку, королева норнов. Она была в ярости, что ситхи не «выгнали смертных плетьми из Светлого Арда». И еще она сказала, что Амерасу не должна позволять смертным спокойно жить на ее земле.
Трудно было без стыда думать об Амерасу, Рожденной на Борту. Ее убийца утверждал, что пришел по следам Саймона.
Некоторое время колдунья молча смотрела на Саймона:
— Иногда я забываю, как много ты видел, мальчик. Надеюсь, сам ты не забудешь об этом, когда придет твое время.
— Какое время?
— Что же до расставания ситхи и норнов, — продолжала она, игнорируя его вопрос, — то смертные принимали в этом участие, но говорят, что две семьи были не особенно добрыми соседями даже на земле своих предков.
— В Саду?
— Так они ее называют. Я не очень хорошо знаю эти предания, они никогда не интересовали меня. Я всегда работала с вещами, которые можно потрогать и разглядеть, с которыми можно побеседовать. Говорили, что была женщина-ситхи и мужчина из хикедайя, она умерла, он умер, обе семьи озлобились… Это очень старая история, мальчик. Если увидишь снова своего друга Джирики, спроси у него, — в конце концов, это жизнь его народа.
Джулой встала и отошла, оставив Саймона греть руки перед огнем.
Эти старинные истории похожи на кровь — они бегут через наши сердца, даже если мы не знаем и не думаем о них. Некоторое время он обдумывал эту мысль. Но даже если вы не хотите вспоминать о них, вам все равно придется сделать это, когда придут тяжелые времена, — и тогда они будут повсюду, точно так же как кровь.
Пока Саймон в задумчивости смотрел на огонь, прибыл Хотвиг и его помощник Озберн. Затем появились Изорн и его мать, герцогиня Гутрун.
— Как себя чувствует моя жена, герцогиня? — спросил Джошуа.
— Не очень хорошо, ваше высочество, иначе она была бы здесь. Но этого следовало ожидать. С детьми, знаете ли, гораздо проще бывает после того, как они появятся.
— Я знаю очень мало, добрая леди, особенно об этом, — засмеялся Джошуа. — Я никогда раньше не был отцом.
Наконец явился отец Стренгьярд в сопровождении графа Эолейра из Над Муллаха. Граф сменил свой дорожный наряд на одежду тритингов — рубашку и штаны из грубой коричневой шерсти. На шее у него было витое золотое ожерелье, длинные черные волосы стянуты в хвост на затылке. Саймон вспомнил, что видел его давным-давно в Хейхолте, и подивился тому, как судьба двигает людей, словно фишки при игре в шент.
— Добро пожаловать, Эолейр, добро пожаловать! — сказал Джошуа. — Хвала Эйдону, я так рад снова вас видеть!
— И я тоже, ваше высочество. — Граф отбросил седельные сумки, которые он принес с собой, к дальней стене, быстро преклонил колено и поднялся прямо в объятия Джошуа. — Приветствую вас от имени изгнанных эрнистирийцев.