. В лагере находилось всего лишь 3 фоуджа, остальные войска были стянуты лишь ко дню шахского смотра (7 августа 1897 г.). Фарман-Фарма хотел стянуть в лагерь весь Тегеранский гарнизон, но сарбазы наотрез отказались идти в лагерь до тех пор, пока им персидское правительство не выплатит задолженность. Упомянутые фоуджи Фарман-Фарма заставил придти, прибегая к следующим уловкам: фоудж Харагани прибыл потому, что его командиром был адъютант начальника Главного Штаба Баши-Везир-Низам. Фоудж Фарагани пришел потому, что командиром его являлся сын друга Фарман-Фармы. Фоудж Ардебиль-Мяшкин прибыл из Ардебиля в Тегеран, и ему было сравнительно легче подняться из города в лагерь, чем другим фоуджам, окончательно обосновавшимися в Тегеране
[280]. Однако и этот фоудж был привлечен в лагерь хитростью военного министра: фоудж Ардебиль был назначен в составе гарнизона города Кермана, Фарман-Фарма предложил на выбор — или перемещаться в Керман в августе по невыносимому зною раскаленных пустынь, или же идти осенью, когда будет прохладно, но за это отбыть в лагерь. Ардебильцы предпочли последнее. Даже конница голямов не пожелала выйти из города в лагерь, в связи с неуплатой содержания и недостатком снаряжения, но все же была выведена из Тегерана лишь накануне шахского смотра.
Самыми упорными оказались артиллеристы, подстрекаемые самим начальником артиллерии сардаром Амин- Низам-Амир Топхане, имевшим личные счеты с Фарман-Фармой. Артиллеристы категорически потребовали выплаты всей задолженности, в том числе и су точных — «джире», никакие уговоры и торги военного министра не подействовали[281].
В лагере не было организовано централизованного питания, сарбазы, получая суточных 5 шаи (0,5 копеек) в день, да и то нерегулярно, жили впроголодь, питались преимущественно фруктами и зеленью. При этом утром и вечером, по 8 часов в сутки, персидские офицеры проводили занятия, заставляя полубосых сарбазов, в зимних мундирах, ввиду отсутствия летней формы, маршировать по камням. Сложились такая ситуация, при которой сарбазы не только не получали причитавшегося им жалования, но и не имели возможности заработать себе на пропитание.
Результат подобного отношения был более чем очевиден: массовые болезни сарбазов, без получения какой бы то ни было медицинской помощи, и в итоге повальная лихорадка, которая спровоцировала распространение эпидемии брюшного тифа, о котором ни шах, ни посетители европейцы не подозревали[282]. Плюс ко всему холодные ночи, следовавшие за знойными днями, уносили из сарбазского лагеря не менее трех человек в день. При этом хоронили умерших солдат в окрестностях лагеря, не соблюдая мер предосторожности.