— Начнём выделываться да красоваться, первыми под снаряд «восемь-восемь» угодим. Эти зенитки со своей оптикой за два километра нас разглядят и продырявят. Снаряд-то калибра 88 миллиметров.
Посмеявшись, вспомнили, как полковник, командир их полка, державшийся подальше от передовой, однажды решил показать свою храбрость. В ноябрьском наступлении под Сталинградом тоже принял участие, надеясь, что мощная артподготовка смела всю противотанковую артиллерию. Личное участие в атаке, да ещё в присутствии наблюдателей из штаба армии, могло принести ему орден Красного Знамени, а то и Звезду Героя.
Но тщательно вылизанный танк, с ярким камуфляжем и цифрами «01» на башне, хотя и двигался, не вырываясь вперёд, угодил под огонь тяжёлой 88-миллиметровой зенитки.
Полковнику повезло. Немецкие зенитчики редко промахивались. Но в этот раз снаряд-болванка ударил в мёрзлую землю и, отрикошетив, врезался плашмя в лобовую броню. Ударило так, что механику-водителю сломало руку, а грузного полковника сбросило с командирского сидения и разбило лицо.
Искрила проводка, пахло горелой резиной, заглох двигатель. Решив, что танк горит, полковник с трудом протискивал своё грузное тело в люк, торопясь выбраться наружу.
— А вы что телитесь? — торопил он экипаж.
— Сейчас механика заменим и в бой, — мрачно отозвался командир машины. — Танк исправен, стоять не имеем права. Вам, может, помочь, товарищ полковник?
— Обойдусь без помощи. Воюйте!
Об этом узнали во всей бригаде, посмеивались. А капитан Калугин, который командовал той машиной, так и не был награждён за успешное наступление.
Сейчас этот случай промелькнул в памяти Андрея Шестакова. Заняв место наводчика, он ловил в прицел танк командира бронетанковой роты. Длинноствольная пушка с массивным дульным тормозом тоже целилась в его машину.
— Бей, комбат, — шептал механик Никита Пименов. — Он нас со ста шагов насквозь просадит.
— Дорожка! — перебил его Шестаков, давая команду сделать короткую остановку для выстрела.
До немца было метров сто пятьдесят — расстояние пистолетного выстрела. Ни Шестаков, ни фриц не промахнутся. Но командир Т-4 успел укрыться за наметённым сугробом. Шестаков видел лишь плоскую башню, защищённую дополнительной бронёй, а «тридцатьчетвёрка» комбата была как на ладони — даже секундное промедление могло стать гибельным.
Капитан выстрелил, толком не прицелившись, больше надеясь на свой опыт, чем на оптику. Болванка, вылетевшая со скоростью восемьсот метров в секунду, смяла лист дополнительной брони, опоясывающий башню Т-4, и прошла вскользь.