— А почему вы думаете, что это не так? — делая, что называется — ход конем, спросил король.
— Потому что народ был напуган, — ответил заранее готовый к этому архидьякон. — А оправдать свой ужас, мог лишь приписав страх лицу стоящему так высоко над ними, как ваше величество, и прикрываясь отчаянием, вследствие этого возникшим.
Карл II уперся подбородком в кулак и, призадумавшись над словами Люциуса, несколько раз пересек комнату.
— И пусть мы с вами знаем, что отъезд королевской семьи был мерой вынужденной для блага государства, — продолжал священник, — призываю вас поверить, государь: в народе нет никакой политики… только чувства.
Даже миссис Палмер, старавшаяся не вникать в разыгрываемую королем и архидьяконом партию, почувствовала в этих словах неизбежность победы Люциуса. Впрочем, Карл II и не упрямился.
— К чему вы это говорите? — задал он вопрос уже не содержащий в себе задних мыслей.
— К тому, государь, — отозвался священник, — что обо мне говорят те же самые люди. Они нарекли меня Падшим ангелом, признавая обычную мою непогрешимость и строгость, но вместе с тем приписывая мне вину и грязь совершенных в Лондоне преступлений. Однако сам я и это новое мое прозвище есть всего только символ — символ падения былых нравов и устоев общества, его упадка… разложения.
Король, слушая Люциуса, молча подошел к окну и посмотрел на Пэлл-Мэлл — одну из самых оживленных улиц своей столицы. Там внизу промчалась карета, украшенная гербом с баронской короной, и чуть было не сбила молодую крестьянку, несшую в руках полупустую и весьма потрепанную корзинку. А миссис Палмер тем временем, подернув плечиками, капризным тоном пожаловалась:
— Господин Флам, своими мрачными теориями вы нагоняете на меня тоску.
Архидьякон слабо улыбнулся.
— Это еще не самое печальное, что можно заметить, — сказал он; и, обращаясь к Карлу II, продолжавшему наблюдать за людской суетой, добавил: — Знаете, ведь многие из них считают, что мир — это ад; а жить хорошо в нем может только падший.
Миссис Палмер тяжело вздохнула:
— И как вы только это терпите?
— Я? — усмехнулся Люциус. — Нет жизни лучше королевской, а я… просто на слуху.
Ирония слов архидьякона была на поверхности, и король без труда уловил ее. Но не явный сарказм больно уколол Карла II, а скрытый намек на то, что священник собою прикрывает от сплетен его самого.
— Тогда, Люциус, — решительно произнес задетый король, — я бы посоветовал вам эти слухи пресечь.
— Вы озвучили мое собственное желание, государь, — не замедлил согласиться архидьякон, умело сыгравший на королевской гордости. — И если позволите откланяться, я, пожалуй, навещу вашего брата — принца Джеймса: надеюсь, на сей раз мне повезет не разминуться с его светлостью герцогом Бэкингемом.