Конец осени выдался особенно мрачным в тот год. С первых чисел декабря установилась омерзительная погода. Снег с дождем накрывали землю поочередно, превращая любую пешеходную вылазку в чертово испытание по преодолению стоящей по голень слякоти. Я всю осень просидел у окна, всматриваясь вдаль, туда, где кучкой, один рядом с другим стояли дома. В том месте, находилась и главная городская площадь, каждый метр которой предназначался для удовлетворения всевозможных потребностей жаждущей увеселений и шоппинга толпы обывалов. В начале декабря там же открывалась рождественская ярмарка. Площадь превращаясь в расшитый бисером ковер, тут и там горели вывески и огоньки. Истинный рай для ребенка. На тебе сладкую вату, фото на пони, карамельки миллионов вкусов и форм — все что твоя детская душа пожелает. Все-все-все, включая мини парк-аттракционов, который ежегодно запускался аккурат пятого декабря и каждый вечер дразнил меня своими огнями, которые я жадно ловил, не отлипая от окна.
Обычно, в это же время домой возвращался Колин. Колин приезжал домой раз в год. Недели на три максимум, перед рождеством, и быстро уматывал назад, как только мы все с наигранным восторгом раскрывали новогодние подарки и фальшиво ахали, так, словно приютившиеся в коробках подарки были для нас и правда сюрпризом. На самом деле, отец давно постановил — деньги любят счет. А потому каждый выброшенный на ветер цент — пощечина добропорядочному христианину.
«Чем покупать ненужные разовые вещи, лучше отдайте эти деньги малоимущим» — одна из тех его фирменных фразочек, услышав которую мать каждый раз, одинаково, совершенно одинаково охала и складывала руки у груди в своем немом восторге перед кажущейся добродетелью отца. Отец никогда и цента не давал ни на какие благотворительные нужды. Видимо он совершал исключительно полезные покупки. И исключительно с последних денег. Чертов лицемер!
Одним словом, мы еще за полгода составляли список подарков на рождество. Обязательно нужных и обязательно полезных. Отцу обычно дарили новый галстук, но он предварительно выбирал расцветку и ткань, матери дарили ткань для очередного добропорядочного платья, ткань она всегда выбирала сама. Колину дарили какую-нибудь книгу по богословию, а мне обычно доставалась новая пижама или какая-нибудь игрушка, которую я выбирал в нашу единственную вылазку на ярмарку. Никто не должен был просчитаться, ни один цент не должен был быть потрачен впустую.
Обычно маман уговаривала Колина погостить еще недолго. Но каждый раз у него находились важнейшие причины уехать. Мать восторгалась его занятостью и самоотверженной преданностью миссионерскому делу. А я знал, только я и знал — ему просто необходимо было съебнуть.