Моя мать, это ебанутая сука, он не могла не пропищать своим противным голоском, недовольная жизнь пизда. Она не смогла промолчать. Она должна была вставить свое слово, свое вонючее, как и она сама, слово.
«Конни! Отойди от окна! Сэми пачкает стекло!» — идиотка, в своем традиционном фартуке и в своей юбке по середину икры. Она не меняется, ебанутая дура. Она стучит своими каблуками, кружа по кухне, этой постоянной суетой доказывающая самой себе свое право на существование. Ее визгливая интонация спустила меня с небес на землю. Чертов директор. Ему кто-то настучал на то, что я потихоньку прощаюсь со здравым рассудком в своем уединении и он настоял на том, чтобы родители забрали меня на рождественские каникулы. Он говорил о важности общения с семьей, хотя ни черта, ни черта не знал ни обо мне, ни о моей семье. Отец послушно пригнал свой форд в наш опустевший на рождественские каникулы двор, чтобы забрать меня, а вместе со мною и укоры прошлого.
«Сэми так похож на тебя» — говорил он мне, смеясь, растягивая свои жирные губы в улыбку. Он снова располнел. Видно жизнь у него налаживалась. Я сидел рядом с ним, на переднем сидении. К счастью, в этот раз он приперся один, не прибегая к прикрытию от неудобных разговоров в лице маман. Машина скользила по дороге, и про каждом незапланированном броске вправо или влево, лицо у отца перекашивалось, рдело, и сам он, словно надувался от наполнявшего его беспокойства. Как он жалок, черт подери. Как же он был жалок.
Мы плелись почти восемь часов. Этот мудак так трясся за свою тачку и за свою жалкую жизнь, что не поднимал скорость выше двадцати миль в час. Старый пузатый хер, проебавший жизни своих детей трясется вдруг за свою собственную. Законы природы, мать его. Наиболее примитивное, наиболее простое больше всего цепляется за жизнь. Оно карабкается, разрастается, пытается закрепиться тут и там, лишь бы оставить хоть что-то, потешить свое животное тщеславие. Этот модузвон страстно цеплялся за жизнь, страстно пытался оставить после себя продолжение. Ему не хватило проебанного Колина, проебанного меня. Ему нас было мало. Этот самодовольный черт крутил баранку, тащил нас в свой дом, где его ждал Сэми. Вторая попытка отца. Второй его шанс.
Сказать честно, я даже обрадовался тому, что проведу рождественские каникулы не в школе. В школе невозможно было больше находиться, невозможно было находиться в комнате, в которой мне все напоминало о Рике. То, как он сидел на подоконнике, поджав колени к подбородку, то как он тыкал пальцами в стекло, показывая мне ту или иную звезду, то как он растягивался на моей кровати, слишком длинный для нее — ноги его свисали вниз и он болтал ими так, словно мальчишка, впервые опустивший ноги в водоем в начале лета. А еще, еще мне очень хотелось повидать Сэми, улыбающегося мне с фотографии на стене. Повидать моего маленького, нового брата.