Я снова пустил в себя демонов безумия, позволил им управлять мною, позволил им вновь измываться над моими мыслями. Как прежде целился я за факт своего существования — зацепками, зарубками, шпаргалками памяти. Иначе, иначе я просто исчез бы, испарился бы, потерял бы и так очень слабую связь с реальностью. Реальность с переменами, смеющимися учениками, драками, обедами — все это обходило меня стороной. Я не общался ни с кем. После уроков, я сразу бежал к себе в комнату — там меня ждали единственные проводники мои в сознание — дневник и ручка. Я снова писал, помечал, отмечал. урок, закончился, ровно в три часа. Обед был — куриная лапша и пюре, чай несладкий. От Рика ни слова. От Рика ни слова. От Рика ни слова. От Рика ни слова! От Рика ни слова! От Рика ни слова, мать его! И так пока руку не сводило.
Осень, суровая, не щадящая изнеженных летом тел, обрушилась ветрами днем и заморозками ночью. Дни, уже короткие и темные под нависшим серым небом — низким и зловещим, вторили мне, улыбались мне и словно подтверждали, что я не зря все больше скатываюсь в отчаянье. Я упивался своей печалью, словно жалкое отребье, лишь в этом унынии я находил себе место и лишь в сочувствующих или осуждающих взглядах я видел себя. Я закрылся для мира, не впуская в себя ничего от него, и не выпуская из себя ничего в него. Я был не нужен никому, а потому я еще был жив.
Сэми растягивал мне нос, тыкал своими маленькими пальчиками мне в глаза, засовывал их мне в уши и ноздри. Он так смеялся. Крохотное создание, комочек света и тепла, отыскавший во мне свою самую лучшую игрушку. Он кусал меня, пытался размокнуть мне челюсть, а я, я нарочно все крепче ее стискивал и кривлялся. Он был таким свободным, таким живым. Он только узнавал этот мир. Только знакомился с ним, с самим собой. Черт. Я думал о его шансах. О том, будет ли он таким же живым лет через десять? А через двадцать? Сторчится ли он к тридцати? Сдастся ли к сорока? Удастся ли ему сбежать в нормальный мир, или же он станет таким как я, таким как Колин?
Мой маленький новый брат. Такой еще чистый, такой еще не испорченный влияниями и проповедями о том, как надо жить, кем надо быть, к чему надо стремиться. Я подошел с Сэми к окну — снег валил крупными хлопьями, белоснежными, блестящими — словно серебристый саван, он покрывал мертвеющие дома. Сэми с интересом пялился в окно, облизывал его, стучал по нему своими маленькими ручонками, оставлял на вылизанном до блеска стекле следы своих крохотных ладошек, своего теплого дыхания. Маленький комочек жизни у меня на руках.