Да, молодому человеку было многое известно, но говорить об этом он не хотел. Тем более кстати оказался новый шум на тропе. Это поднималась на утес девушка: смуглая, с яркими рыжими волосами, в которых порой словно вспыхивали языки алого пламени, и синими глазами, будто излучавшими мягкое голубое свечение. То была Адалинда — одна из служительниц Исиды в местном храме.
— Радж! — воскликнула она, оказавшись на вершине и бросившись к мальчику. — Я же говорила не уходить далеко от храма. Ты здесь не в безопасности.
И только убедившись в том, что мальчик в порядке, девушка обратила внимание на стоявшего чуть поодаль молодого человека.
— Господин Сильвестр, и вы здесь! Какая удача! — обрадовалась она.
— Я вам нужен, сестра? — удивился молодой человек. Обычно люди из храма обращались прямо к его наставнику.
— Да. Дело в том, что в храме закончились кое-какие лекарства, а мастер Зир не может их приготовить… из-за него, — девушка кивнула на мальчика. — Забавная ситуация, вообще-то, но ваш мастер так не считает. Поэтому я и искала вас, господин Сильвестр. Не могли бы вы приготовить для нас лекарства?
— Конечно, сестра Адалинда! Как пожелаете, — согласился молодой человек, впрочем, не вполне понимая, почему его мастер отказался от работы. — Я скоро спущусь.
— Благодарю вас, — улыбнулась девушка и взяла Раджа за руку. — А вот с желаниями, — она снова кивнула на мальчика, — при нем стоит быть осторожнее.
И вновь Сильвестр не понял, что имела в виду Адалинда, а она с Раджем уже двинулась вниз по тропе. Через несколько шагов мальчик на мгновение обернулся и наивно спросил у оставшегося позади молодого человека:
— Вы ведь раскроете эту тайну, правда? Тайну, жертвой которой стали острова Краеугольного архипелага?
Сильвестр в последний раз взглянул на открывающиеся с высоты утеса горизонты и, поворачиваясь, дабы последовать за Адалиндой и Раджем, тихо произнес:
— Я продал бы душу за то, чтобы познать тайны этого мира.
И стоило ему это сказать, как глаза Раджа полыхнули мистическим зеленым огнем.
***
Фауст проснулся. Какое-то время он продолжал неподвижно лежать в своей постели боясь упустить из памяти и толику столь яркого и отчетливого сновидения, но, наконец, поднялся и с неизменной для себя тщательностью, стараясь не упустить ни малейшей детали, записал свой сон в толстую тетрадь, всегда лежавшую на его прикроватной тумбе. Конечно, он не смог воспроизвести всех имен и названий, но образы и чувства были еще свежи в памяти молодого ученого, как и последняя фраза. «Я продал бы душу за то, чтобы познать тайны этого мира», — записал Фауст в своем дневнике сновидений, и добавил собственный комментарий: «не знаю моя ли это была мысль, подсознанием помещенная в сон, или того человека, которого я в этом сне видел, но одно я знаю точно — я всецело разделяю это желание».