Вспомнилось…
Апрель 1979 года. Душная тропическая ночь в Филиппинском море. Старпом, по-видимому, дремлет, уткнувшись лицом в мягкий светоотражатель локатора. Судно идёт на «авторулевом», а я, вахтенный матрос, то и дело поглядываю то на часы, то на восточный край чёрного звёздного неба — скоро ли рассвет? Измотало меня это ожидание.
Наконец, вахта закончилась. Не заходя в столовую, где остывает мой завтрак, сразу иду в радиорубку. Перед дверью, робея, задерживаюсь: пожилой угрюмый начальник радиостанции меня не жалует, да и «достал» я его уже. На судне я недавно, с экипажем ещё не сжился. Но моряки — народ контактный. Стучусь, заглядываю в дверь.
— Тебе ничего нет, — говорит мрачный начальник радиостанции.
— Слушай, Сергич, войди в положение, — начинаю я, просачиваясь в каюту, — она уже четыре дня, как родить должна. А телеграммы всё нет. Ну, сделай что-нибудь, ты же радист.
Сергеич тяжело поднимается, открывает сейф, достаёт бутылку и стопки.
— Садись.
Это совершенно неожиданно, но теперь есть надежда на продолжение разговора. Присаживаюсь на прикрученную к палубе «банку».
— Давно женат? Это у тебя первый ребёнок?
— Что? — я теряюсь, вопрос для меня неожиданный.
— Ребёнок у тебя первый должен родиться?
Киваю — да.
— Салага. У женщин там знаешь сколько «заморочек» бывает! Роды могут задержаться, да всё что угодно. Жди. Придёт радиограмма — сразу вызову по громкой. Пей!
Спирт обжигает пищевод, но придаёт наглости.
— Сергеич, она у меня здоровая, ничего с ней не может случиться. Тут что-то со связью. А ты в роддом позвонить не можешь? Ну помоги, Сергеич!
— Вот, слушай меня, — говорит Сергеич, и наливает ещё по глотку. — Связь у меня в определённое время и только по делу. На городскую телефонную сеть я при всём желании не могу выйти. И вообще, частные переговоры категорически запрещены — лишусь визы и диплома. Понял? Давай, за твою!
Пью обречённо, запиваю из графина.
— Всё, иди, — говорит угрюмый Сергеич. — Придёшь после ноля. На «базе» корефан мой дежурить будет. Попробуем.
Не помню, как прожил этот день. Конечно, не спал, метался по судну в каком-то возбужденном предчувствии… Ровно в двадцать четыре ноль-ноль прибыл в радиорубку.
Сергеич выставил на стол банку растворимого кофе — дефицит по тем временам, включил кофеварку.
— Хозяйничай.
Сам уселся у радиостанции, покрутил ручки настройки, запиликал электронным ключом. Я вслушивался в треск динамика, ловил морзянку, но, хоть и служил в армии радистом, такую скорость передачи не воспринимал.
— Номер телефона роддома? — обернулся ко мне Сергеич.