Хорошо стреляем, наблюдатели доносят, что накрываем огнём скопление противника. Мы все рады — это же первая наша боевая стрельба, и сразу в точку — не зря учились.
Вдруг как жахнет над головой! Я на земле очутился. В ушах звон. Никто ничего не понимает. Стрельбу прекратили, разобрались. У одного миномета плита с корневища съехала, ствол немного повернулся, ну и мина за вершину сосны задела, ровно у меня над головой. Шинель на мне в решето, а тело даже не поцарапало.
Подошёл к нам командир батареи сорокапяток, бывалый офицер, с орденами, посмотрел на меня и говорит: «Это твоё боевое крещение. И если своя мина не убила, немецкое оружие тебе уже не страшно. Долго жить будешь». Вот он мне какое предсказание дал…
— Кончай уже, Палыч, выпить хочется!
— Ты, Семён, своё возьмёшь, через час в салате лежать будешь.
— А чего ты тут лекцию развёл? — обиделся Семён. — Свадьба, поздравлять молодых надо, а ты…
— Я и поздравляю. А ты старших не перебивай. Тебе, видать, тоже предсказание было.
— Какое? — Семён раскрыл рот.
— Если от первой бутылки не помер, до самой смерти пить будешь.
Народ развеселился.
— И вот, что вы думаете, — продолжил ветеран, — сколько возможностей сгинуть за войну было — и хоть бы что! Взять хотя бы случай с котелком в ту же зиму. В наступлении плохо питались, всухомятку. А костры на передовой разводить запрещалось, чтобы не демаскировать, значит. А тут метель поднялась — соседа не видать, не то что немцам нас. Решили мы своим расчётом горячего сварить. Костерок в снегу развели, сварили, стали делить. Тут, откуда ни возьмись, артналет. Да такой плотный, я за всю войну такого больше не видел. Все — кто куда, я под дерево, а котелок с варевом к брюху прижал, берегу. Думаю, если жив останусь, поем всласть горяченького.
И хоть огонь был шквальный, а как-то уцелели все из нашего расчёта. Только чувствую, котелок мой полегчал. Поковырял в гуще ложкой, да и выловил осколок.
Или тогда, в окружении… да это я уже сто раз рассказывал, все знают.
Так к чему это я всё говорю, дорогие мои молодожёны? А к тому, что если ваш собственный развод не убил вашу любовь, теперь вашей семье ничего не страшно. Жить вам в согласии и счастье до конца дней ваших.
Горько!