2
Отца нигде не было. Блуждая по площади, Антошка обошел кругом дворец. За его решетками, у ворот, у входов, у подъездов стояли часовые. Это были молодые люди, одетые в новенькие военные формы.
«Юнкера!» — подумал Антошка, припоминая не раз слышанное в этот вечер слово.
Слово было незнакомое и поэтому важное и жуткое, как эти люди с винтовками, охранявшие дворец и засевшего в нем неведомого врага.
Антошка нечаянно вышел на Зимнюю канавку и побрел по ней, прячась в тени гранитного барьера. Он дошел до арки дворца, никого не встретив. С этой стороны, видимо, не ожидали нападения. Здесь было тихо. Антошка даже свистнул от удивления, дивясь тому, что отсюда никто не думал нападать.
Он уже решился вернуться к солдатам, окружавшим площадь, сообщить им об этом упущении, но в тот же миг из черной впадины подъезда оглушил его звонкий окрик:
— Стой! Кто идет?
Антошка шарахнулся в сторону, но из подъезда тотчас же высунулось дуло винтовки с острым жалом штыка.
— Стой, стреляю!
Антошка вздохнул и с размаху сел на мостовую, чтобы доказать свою неподвижность.
— Поди сюда, мальчик! Слышишь?
Ничего не оставалось, как подойти. Антошка поднялся, охая и вздыхая, подошел ближе. В подъезде стоял молоденький юнкер. Он посмотрел на мальчишку беззлобно, но удивившись. От скуки он стал говорить с ним:
— Зачем ты здесь шляешься, мальчик? Того и гляди, стрелять будут! Что тебе надо тут?
— Я ведь к отцу шел…
— Где твой отец? Во дворце?
Антошка ответил твердо: «Во дворце!» Ему казалось, что после этого юнкер может ограничить только выговором свое право над его жизнью и смертью. Юнкер же спросил с любопытством:
— Кто твой отец? Швейцар?
— Цвицар! — должен был согласиться Антошка. Юнкер строго положил руку на плечо мальчика.
Антошка закрыл глаза, готовясь выслушать приговор.
— Слушай, мальчик! Я тебя, пожалуй, впущу, но ты прежде всего пойдешь в юнкерскую комнату — первая комната за белым залом, — спросишь там дежурного и скажешь, чтоб он прислал сюда бутылку вина. Понял?
Антошка кивал головой утвердительно — все было очень понятно и гораздо менее страшно, чем он готовился услышать.
— Бутылку вина, обязательно бургундского! Скажешь, что Хорохорин просит бургундского, иначе он бросит пост, потому что тут холодно и я устал! Понял? Потом можешь идти к отцу. Ступай.
У Антошки похолодело сердце, обмякли ноги. Он шел в пасть врага и смотрел, как юнкер, нажав ручку двери, распахивал ее для него.
— Только обязательно бургундского, понял?
— Понял, — вздохнул Антошка, проскальзывая в дверь: надо было идти, чтобы не выдать себя.