— О, верно, уж натворила чего-нибудь?
— Нет, — взволнованно ответила девушка и глаза опустила.
Молчала. А потом подумала.
«Дед же — свой. Разве он скажет кому?» — И, поколебавшись, рассказала все о человеке в гречихе.
Дед задумался. Велел больше никому ни гу-гу. О, нет! Разве она не понимает: его же убьют! И не сказала никому.
Да отец, верно, подслушал. Как сели ужинать, вдруг спросил: — Так что ты там, в гречихе, видела?
Оксана похолодела. А дед насупился и молчал. Отец рассердился.
Девушка и рассказала. Все. И как наткнулась на него, и о чем говорили, и какой он есть…
— В ногу ранен: штанина до колен оборвана, и нога завязанная в крови. Никак не пошевелиться ему! А говорил, что эту ночь полежит еще, а потом в лес поползет…
Отец задумался, потом хмыкнул и сказал.
— Ша! Молчите же. Каждому смерть страшна.
И, поужинав, словно забыл все. Вышел во двор. Уже и ночь, уже и спать легли, а он все где-то на дворе возился.
Оксане не спалось. Всматривалась в темноту хаты и тревожно прислушивалась: приближалась гроза…
Вначале глухо и далеко-далеко прогремело и стихло…
А под окном тревожно зашептались листья осин. По улице шли парни, пели песни.
Молодые голоса тосковали и тихо гасли за хатой… Тишина. Вдруг в хате блеснуло, точно кто чиркнул кремнем, и на леваде словно из пушек выстрелили. Даже окна задребезжали. Блеснуло еще, и загрохотало в степи… Гроза. За стенами метнулась буря, на миг заблудилась в саду меж деревьями, вырвалась и помчалась дальше… Зашумел дождь. И громыхало и блестело в хате…
Мать крестилась, призывая бога. Оксана закрыла руками лицо и притихла. Мысли в голове ее рисовали картину… Ночь в степи… Гром… В гречихе в одной сорочке он лежит… А вокруг степь голая, немая… Рисунок был очень ярким. А потом блекнуть начал или дождем затуманился: серо… темные точки копен. Заснула.
… И вскинулась: кто-то скрипнул дверью (да это отец). В хате ночь и тишина. Где-то далеко-далеко прогремело и стихло. Под окном устало качались осины…
Отец разделся и лег на полу с краю. Тишина. Оксана не спит. И слышит — мать вдруг спросила:
— Ходил?
Отец хмыкнул. Погодя, опять мать:
— Ну и что же?
— Сказал. Завтра поедут.
— А копны как же?
— Да как… обещал… Чай, не дурак барин-то? Может, я ему еще когда пригожусь.
Оксана насторожилась, даже голову подняла и ухо к родителям повернула. Они молчали. Потом отец вздохнул, мать тихо спросила:
— Чего ты?
Пауза. Скрипнул пол. Отец еще вздохнул. Говорит:
— Это ж они конями… гречиху всю как есть побьют. Оксана метнулась и, взволнованная, села. Мать услыхала.
— Чего ты, Оксана? Спи.