— Если есть желающие, то принимаются ставки! — сиплым голосом добавил дон Ларинча. Тут же в небо уставилось множество рук, и вокруг нескольких человек возникли небольшие столпотворения. Из рук в руки перекочевывали разноцветные бумажки в обмен на бумажные клочки с цифрами. Настроения среди играющих разделились — оба мы, Том и я, выглядели достаточно внушительно. Я был выше и стройней, а он ниже и шире. В противнике чувствовалась бойцовская грация, но в себе я был уверен на все возможные проценты.
И все же любопытно, в чью сторону перевес?
Я принялся разминать затекшие руки, едва с меня сняли веревки, и прошелся ладонями по твердеющим бедрам, разминая и их. Покачался из стороны в сторону. Забавно чувствовать себя «гладиатором», где-то даже глупо, но пока правила игры не мои. Отстояться в стороне все равно не дадут.
Над усадьбой разлился лопочущий рокот, и промелькнула серая необтекаемая тень. Вертолет промчался над нами и с разворотом опустился куда-то за особняк, скрывшись с глаз. Это еще кто? Жизнь здесь кипит…
Тома и меня развели на расстояние метра в четыре друг от друга. Лайон, добровольно взяв на себя роль рефери, взобрался на ограждение для лучшей видимости, и отдал команду:
— Можете начинать.
Зрители застыли в ожидании.
Я, наконец-то ощутив полноценно свои руки, медленно двинулся по кругу, с расслабленными кистями и почти незаметно раскачиваясь на напружиненных ногах, последовательно освобождаясь от лишних мыслей — об операции, о моих парнях, о полковнике, о Сандре, о Лайоне… Мозг наполнялся звенящей пустотой, и зрение странным образом расфокусировалось, приобретая большую глубину и объем, чем обычно. Привычное дело.
Соперник осторожно двинулся в противоположную сторону, подозрительно впериваясь в меня, пытаясь понять — чего от меня можно ожидать?
Всего, Том, теперь всего.
Тишину, установившуюся минуту назад, разорвал истошный женский крик — Алессандра не вынесла напряжения:
— Джек, ты сошел с ума! Останови это безумие!! Прошу тебя!
Лайон не произнес ни слова. А мне было все равно — я видел только растянутые текучие движения противника, слышал только его сдерживаемое дыхание.
Он не выдержал паузы первым — как раз тогда, когда в толпе уже стали роптать о намеренном затягивании. Он атаковал. Терпение, значит, не входит в число его добродетелей.
Размывшись по воздуху, он метнулся ко мне слева, считая, наверное, что это моя мертвая зона. Но я перехватил его рвущуюся к моей селезенке руку, слегка придавил нервный центр на его запястье — кисть руки должна была после этого онеметь, а локоть пронзить судорога — затем добавил ей скорости, обводя вокруг себя, выставил чуть свою левую ногу, укрепившись на правой, и отпустил американца. Том, запнувшись об меня, и не в силах остановить бросок, кувыркнулся на землю. Но сгруппировался, перекатом вскочил на ноги. Мгновенно полуобернулся ко мне, опасаясь моей контратаки. Но удивленно увидел, что я не стронулся с места.