— Рада вас видеть, — сказала Эстер. — Я часто думала о вас.
— Да? — сухо улыбнулась Телма. — Спасибо.
— Я… Послушайте, не пойти ли нам куда-нибудь выпить по чашке чая? Тут говорить невозможно.
— Мне нечего сказать вам. Кроме того, прием жидкости для меня строго ограничен. Но все равно спасибо.
— Признаюсь, я была зла на вас, но теперь это прошло. Я хочу, чтобы мы были друзьями.
— В самом деле? — Телма обернулась спиной к прилавку, на котором были разложены детские игрушки, погремушки, кольца для прорезающихся зубок, резиновые куклы и набитые опилками животные. — Большую часть пути я прошла одна, думаю, так доберусь и до конца.
— А сколько еще вам осталось ждать?
— С чего вдруг такой интерес?
— Не вдруг. Знаете что, пойдемте в «Медвяную росу» и поедим жареных ячменных лепешек или в «Детское», там чудесные пончики.
— Я на диете.
— Ладно. Тогда листик салата-латука и крошечку прессованного творога.
— Почему вы так настаиваете?
— Я хочу поговорить с вами, — честно сказала Эстер. — Собственно говоря, все лето хотела, да смелости не хватало.
— Смелости?
— Ну, называйте это как хотите. Я была… наверное, растеряна.
— Я теперь начинаю хорошо понимать это слово.
— Ваши дела… вам было очень трудно?
У Телмы слезы навернулись на глаза. Она упрямо смахнула их ресницами.
— Почему вас это интересует?
— Не могу точно сказать почему, но интересует.
— Это был сущий ад.
— Как жаль.
— Только, пожалуйста, не жалейте меня. Я этого не переношу. О, ради Бога, идемте отсюда на нас смотрят. Я, кажется, сейчас расплачусь.
Однако Телма не заплакала. К тому времени, как они пришли в кафе «Детское», ока как будто вполне овладела собой.
Любители утреннего кофе уже разошлись, а для ленча час был слишком ранний, поэтому в зале почти никого не было. Они выбрали угловой столик подальше от окон, Эстер заказала пончики и чай без молока, а Телме — салат из курятины, на который она смотрела жадными глазами, но почти не притронулась к нему, будто знала, какое наказание ждет ее за подобную дерзость.
— У меня высокое кровяное давление, — пояснила она. — Врач опасается эклампсии. Мне приходится считать каждую каплю жидкости и каждую крупицу соли.
— Гарри знает?
— О чем?
— Что вы нездоровы.
— Я здорова, — упрямо сказала Телма. — Мне надо остерегаться, только и всего. Гарри, — повторила она имя мужа и нахмурилась, словно вспоминала, кто это такой. — Нет, Гарри не знает. Я не писала ему с июня.
— Но он-то вам пишет?
— О, да. Он посылает мне деньги два раза в месяц, фактически больше, чем может себе позволить: перевод из Канзас-Сити и двести долларов по местной почте, наверное, через здешнюю контору своей компании. Мне почему-то кажется странным такой двойной способ присылки денег, но я за них ему благодарна. Должно быть, ему повысили жалованье.