Она подняла на него глаза. Они были светлыми и чистыми, словно тысячу раз омытыми слезами.
— Не оставляй меня одну, Гарри. Я люблю тебя.
— Я знаю, — устало сказал Гарри. — И я тебя люблю. Но пришло время, когда я должен знать правду. Ты столько лгала мне, что теперь я не могу разобрать, где правда, а где ложь. Вот, например, Чарли. Твой муж. Я знаю, что он — выдумка, мы с тобой вместе его выдумали. Но по временам я вижу его совершенно отчетливо, как он сидит в моем кресле, ведет мою машину, входит в твою спальню и закрывает за собой дверь. И если я прислушаюсь хорошенько, то слышу, как вы шепчетесь, слышу, как стонут пружины матраса, и знаю, что вы с Чарли занимаетесь любовью, и тогда мне хочется убить его по той же причине, по которой я убил Рона — за то, что он осмелился прикоснуться к тебе.
— Не продолжай, Гарри, не думай об этом.
— А разве ты этого не знала, Телма? Мне не нужны были деньги Рона. Мне нужна была его жизнь. Я убил его из ненависти и бешеной ревности. Когда он сидел без сознания на заднем сиденье, а я правил его машиной, надев его кепку и взяв его бумажник, я чувствовал себя мужчиной. Забавно, правда? Рон был не ахти какой мужчина, но у него было что-то, чего не было у меня и чего мне хотелось. Потом, когда я стянул его ремнем безопасности, остановив машину над обрывом, а Телма ждала на дороге в нашей машине, я думал только об одном: ты никогда больше не притронешься к ней, Гэлловей, не притронешься и к другой женщине, не наставишь рога еще какому-нибудь другу, не зачнешь еще одного ублюдка…
— Хватит. Остановись, прошу тебя.
— Не сию минуту. Настало время правды. Ты такая природная лгунья, Телма. Ты лжешь, как другие люди дышат, не задумываясь об этом.
— Нет!
— Но сейчас ты должна сказать мне правду. Времени в обрез. Мальчик — мой мальчик, он на самом деле не мой, так, Телма?
— Я солгала для твоего же счастья. Хотела видеть тебя счастливым. Я…
— Отец ребенка — Рон?
— Да, — ответила Телма хриплым шепотом. — Не надо меня ненавидеть за это. Прошу тебя, не надо.
— Телма, Телма, ты же моя любовь, как я могу возненавидеть тебя? Сейчас ты сказала мне правду. Это первый шаг.
— Шаг?
— Да, шаг к искуплению, к покою. — Гарри посмотрел на небо, сосредоточенно улыбаясь. — Видишь вон то одинокое облачко, Телма? Это один из знаков, которых я дожидаюсь.
— Самое обыкновенное облачко, Гарри. Не воображай себе…
— Обыкновенное, говоришь? О, нет. Мой день настал.
— Перестань.
— Разве ты не чувствуешь, Телма, что этот день непохож на другие? И ты, Ральф, этого не чувствуешь?
— День как день, — сказал Тьюри. — А как насчет рюмочки, которую ты мне предлагал несколько минут назад?