Тьюри едва втиснулся между занавеской, отделявшей бокс от остальной части палаты, и койкой. Гарри лежал на спине, глаза его были закрыты, а голова забинтована так туго, что на лбу собрались мелкие недовольные складки.
— Гарри…
— Он в забытьи, — сказала медицинская сестра. Этот тип женщин был хорошо знаком Тьюри: средних лет, дородная, знающая свое дело, олицетворение напускной материнской заботы, которую ребенок сразу бы раскусил, но многие взрослые принимали за чистую монету. Она добавила:
— Он несет всякий вздор, потом забывается, но через минуту снова начинает говорить.
— Я думал, он легко ранен. Но все эти бинты…
— Бинты ни о чем не говорят. Раны на голове сильно кровоточат, поэтому врач прибегает к тугой повязке, чтобы больной не потерял много крови. Собственно говоря, наложили всего одиннадцать швов. Он больше будет страдать от похмелья. И всего прочего.
— А именно?
— Как только его выпишут отсюда, полиция его заберет, чтобы составить протокол о том, что он управлял машиной в пьяном виде. Крупно оштрафуют. Плохи дела у бедняги: работу он потерял, жена беременна. Может, из-за этого он так и поступил.
— Как?
— Хлебнул лишнего. Некоторые мужчины очень переживают за первого ребенка. У них возникает повышенное чувство ответственности. Вы хотите побыть с ним немного?
— Да.
— Хорошо. Меня ждут другие дела. Если он начнет буйствовать, нажмите вот эту кнопку, и я приду.
— Хорошо.
— Я — мисс Хатчинс, к вашим услугам.
Тьюри стоял в ногах кровати, думая о том, как человек меняется, впадая в беспамятство. Приветливость Гарри представлялась теперь как слабость характера, его желание угодить каждому — как неуверенность в себе. «А Телма все это видит, — подумал Тьюри, — видит Гарри незащищенным. Поэтому и приняла такое решение. Не может она опереться на соломинку».
— Гарри.
Гарри потряс головой, словно отгоняя звук собственного имени, который возвращал его в тот мир, о котором он хоте, забыть.
— Это я, Ральф. Тебе не нужно ничего говорить. Я просто хочу, чтобы ты знал: я здесь.
— Телма?
— С ней все в порядке. Она дома. О ней заботится соседка, миссис Мел… и так далее.
— Голова белит. Хочу сесть.
— Я не уверен, что тебе…
— Хочу сесть!
— Ладно. — Тьюри приподнял изголовье больничной койки да половины и поставил на стопор. — Так лучше?
— Ничего не лучше. Ничто не может быть лучше на этом свете. — Невнятная речь и остекленелый рассеянный взгляд говорили о том, что Гарри либо еще не протрезвел, либо одурманен снотворным. — Ничто. Понял?