Сергей Сергеевич сжал руку, лежавшую на столе, отделявшем его от Анжель.
— Анжелика Сигизмундовна, — сухо отвечал он, — вы напрасно меня оскорбляете, так как здесь нет мужчины, у которого я мог бы просить удовлетворения за ваши дерзости!
— Так же, как нет мужчины, который мог бы дать вам пощечину, убить вас, отомстить вам за честь моей дочери.
Князь встал.
Его взгляд встретился со взглядом Анжель, он прочел в нем столько ненависти и истинного горя, что вздрогнул.
С минуту он молчал.
Лицо его снова приняло спокойное, насмешливо-любезное выражение, и он прибавил совсем уже другим тоном:
— Поговоримте толком. Положим, вы мать… не такая, какой я вас считал. Тем хуже для вас. Только позвольте мне вам заметить, что то же самое могло случиться с Иреной и с другим… который, может быть, не стоил бы меня.
— Никогда! — вскричала Анжелика Сигизмундовна.
— Никогда! — повторил Сергей Сергеевич. — Извините меня, если я буду выражаться несколько сурово, но вы меня к этому принуждаете. В вашей совершенно для меня неожиданной материнской страсти вы совершенно забываете печальную действительность, так что я принужден вам ее напомнить.
Он остановился.
— Я вас слушаю.
— Итак, для дочери… такой особы, как вы, существуют только две дороги.
— Какие?
— Поступить в монастырь или последовать примеру своей матери. Но так как Ирена… Владимировна, — прибавил он, — не думает посвятить себя Богу, то я позволил себе… может быть, несколько рано, открыть ей двери этого мира. Поэтому-то я и не понимаю ни вашей злобы, ни ваших упреков.
— Был еще третий исход, — отвечала Анжелика Сигизмундовна.
— Какой?
— Замужество!!
Князь чуть заметно пожал плечами, хотел что-то сказать, но остановился.
«Сказать ей, что она замужем!» — мелькнуло у него в голове, но он откинул эту мысль, надеясь, что, наговорившись досыта, она пойдет на компромисс, отдаст ему Ирену и этот брак, о котором он заставил внушением гипнотизма забыть несчастную женщину, останется тайной. С Перелешиным же он сумеет поладить — там вопрос только в деньгах.
«Если же сказать, — продолжал думать он, — она может напомнить дочери, а подобный взрыв воспоминаний может иметь гибельные последствия», — вспомнились ему слова доктора Берто.
Ему стало жаль Ирены, он решил даже изменить методу разговора, чтобы показать матери, насколько он любит ее дочь, но, увы, это ему, как увидит дальше читатель, не удалось. Это не было в его характере.
— Ирена ничего не знала о моей жизни, — продолжала между тем Анжелика Сигизмундовна. — Я могла уехать, увезти ее с собой туда, где никто бы не знал меня. Я достаточно богата, чтобы купить ей имя и положение порядочного человека.