— Никакого… нянька следит неустанно и строго.
— Черт возьми! — проворчал князь.
— Очень предана г-же Вацлавской… предупредила бы ее при первом подозрении, увезла бы молодую девушку или не пустила бы ее никуда от себя.
— Значит?..
— Значит, вашему сиятельству остается рассчитывать только на самого себя, но от этого, я полагаю, унывать вам нечего… Напротив…
— Ты в этом уверен?..
— Я наблюдал за барышней, не будучи ею замечен. Вот уже несколько дней, как она каждое утро ожидает ваше сиятельство…
— Ага!..
— Ваше сиятельство, как и следовало ожидать, очаровали ее, птичка поймана… вырваться не может.
— Ты думаешь?
— Уверен. Я видел ее сегодня возвращающуюся на ферму — она была так грустна, так печальна, что даже тронула меня…
— Тебя? — улыбнулся князь.
— Меня, ваше сиятельство!
— Это важно!
— Ваше сиятельство довольны мной?
— Совершенно!
Через несколько дней, как мы знаем, Ирена была уже на свидании не одна.
Прошло более двух месяцев. Каникулы подходили к концу. Через каких-нибудь две недели Ирена должна была вернуться в пансион.
Облонское, против обыкновения, в конце июля уже совершенно опустело.
Все гости разъехались.
Граф и графиня Ратицыны уехали последними и увезли с собой княжну Юлию.
Ее отец, внезапно и совершенно неожиданно для нее, решил взять ее из пансиона, где, по его мнению, ей было нечего делать, — доканчивать же свое светское воспитание она могла, по его словам, и в Петербурге, под руководством своей замужней сестры. Сергей Сергеевич переговорил об этом с графиней Надеждой Сергеевной и ее мужем, и они охотно согласились принять к себе в дом молодую девушку и руководить ее начинающеюся светскою жизнью.
— Мое положение вдовца лишает меня возможности исполнить всецело эту роль, — сказал князь старшей дочери, — ты же заменишь ей мать…
Юлия была в восторге.
Надо, впрочем, отдать ей справедливость, что не открывающаяся перспектива светских удовольствий шумной невской столицы была главною причиною этой ее радости — жизнь в доме сестры давала ей возможность снова видеться с любимым ею человеком.
Виктор Аркадьевич Бобров был друг дома Ратицыных.
Надежда Сергеевна угадывала существенную причину радостного настроения и шумного восторга своей сестры, и это сильно ее озабочивало.
Она боялась за будущее, но затаила эту боязнь в глубине своей души, дав себе слово быть настороже.
Разговора с сестрой на эту щекотливую тему она не возобновляла.
Сам князь Облонский, как, по крайней мере, говорил своему зятю и дочерям, а также и знакомым, должен был вскоре уехать по не терпящим отлагательства делам за границу и надеялся вернуться в Петербург лишь в половине зимнего сезона…