— Ну, мил человек, кем ты будешь? Какой масти?
— «Мужик», гражданин начальник.
— Это хорошо, значит, работать не отказываешься? Как жить думаешь, что умеешь?
— Отбывать срок буду без нарушений, хочу досрочно освободиться и вернуться к семье.
— «Досрочно», говоришь, это ещё заслужить надо! Так что умеешь, чем занимался на свободе?
— Последнее время работал официантом, а по первому образованию столяр. Учился в школе с художественным уклоном, умею рисовать, писать красками, чертить.
Хозяин обрадовано взглянул, обратился к старшему нарядчику:
— У нас кто-нибудь занимается оформлением зоны, стенгазетой?
— Пока нет, гражданин полковник.
— Вот и хорошо, — он повернулся к одному из отрядников в звании старшего лейтенанта, — Гаровников, бери к себе и проверь в деле. Если гражданин владеет ремеслом, определяй в хозблок. Осуждённый, сможешь по уму расписать лозунги, оформить витрину под стенгазету?
— Так точно, — по военному отрапортовал я, чуть не подпрыгнув от плохо скрываемой радости.
— Давай, братец, старайся. Иди и пригласи следующего.
Это совсем не начальственное «братец» и перспектива, как, когда-то в армии вновь стать «блатным», значительно подняли настроение, а с ней веру в человечество. Доказывать способность к художественному ремеслу пришлось недолго, и так всё понятно: стал бы я рисковать положением и «гнать фуфло» начальнику колонии в присутствии стольких свидетелей. Не Остап Бендер, всё-таки! В общем, определили в банно-прачечный комплекс и выделили крохотную комнату под мастерскую. Такой должности в штатном расписании учреждения, конечно-же, не было, потому официально я числился в бригаде, и получалось, что остальные за меня отрабатывали.
Началось с ремонта, я белил потолок, красил стены, сколачивал длинный стол, отмачивал в растворителе кисти, в общем, благоустраивал рабочее место. Приятное занятие, скажу я вам, после безделья в тюремных стенах. Краски, плакатные перья, бумагу закупала бухгалтерия, оставалось оправдать доверие и зачёркивать прошедшие дни. А их оставалось всего три тысячи восемьсот сорок пять.
Погружение в лагерную жизнь сильно напоминало подзабытые и уже далёкие армейские будни, регламентированные правилами внутреннего распорядка, а именно: хождение строем, ежедневные проверки, осмотр внешнего вида и прочие премудрости коллективного бытия. Вот только носок сапога зеки при прохождении на плацу не тянут и честь не отдают, нет у них пока этой чести. Формальности, к которым быстро привыкаешь, встраиваются в подкорку и жить не мешают. Просто надо три тысячи восемьсот сорок пять дней вставать в 6-00, делать обязательную зарядку, ходить на завтрак, обед, ужин, проверки, само собой, на работу и в 22–00 слышать по трансляции: «Граждане осуждённые, в учреждении объявляется отбой!».