Показалось: около уха шевельнулось, я поднял глаза — длинное пушистое тельце чуть толще большого пальца. Не удивился, подумал, что неведомая тварюшка — то ли куница, то ли белка, то ли просто червяк с ножками — спешит вместе со мной. Протянул руку. Зверушка изогнулась, потрогала ладонь малюсеньким носом. Хочет есть? Что она ест? Если куница, то мясо, если белка — печенье. Мяса не было, в кармане рюкзака нашлись несколько крошек, наверное, от сухарей. Зверушка вежливо взяла кусочек зубками. Почему не лапками? Сообразил — лапки у нее росли как у ящерицы, в стороны, были коротенькими и до мордочки вряд ли доставали, если не изгибаться сильно. Съела зверушка хлебную крошку или нет, я не заметил, да и самолет пошел на посадку.
В голове завертелась мысль — везет. С «кукурузником», с машиной, военным транспортом. Везет, как никогда не везло. Только куда вывезет? Раньше суеверным не был, а тут застучали в висках слова «судьба играет». Хватит ли ее игр на самое главное? Или забавляется, чтобы ударить побольней? Я хлопнул себя по щеке — не до мистики, надо спешить, и всё. Доехать как можно быстрее, а там… там уже ее дело, судьбы, там сам я мало смогу.
Даже не удивился, когда, без проблем выйдя через проходную военного аэродрома, увидел такси. И когда таксист согласился везти в район на ночь глядя, запросив вполне божескую цену. Заплатил бы любую, не торгуясь, но человек попался порядочный. Почему-то я этого ожидал.
К районной больнице подъехали после одиннадцати, я приготовился идти с боем, но вахтерша мирно спала, а куда здесь идти, я и так знал. Городок маленький, больница старая, каждый в ней полежать успел. Заглянул в одну палату, в другую. Около мамы сидел брат, опустив голову и плечи. Видно было, как он устал. Днем, наверное, здесь, на табуретке, сидел отец, но вряд ли брат даже тогда решился уйти. А может, и отец сейчас рядом, отвалился подремать в каком-нибудь соседнем чуланчике. Мама лежала на подушке, немного повернув голову, были видны щека и висок с темной сеткой вен. Вспомнилось, что при недостатке кислорода кровь вроде бы темнеет. К носу шла трубка — наверное, тот самый кислород, но вот сколько его перегоняют в кровь легкие, закупоренные тромбом?..
Брат повернулся, не поздоровался, а только кивнул, поднялся, уступая табуретку. Сам отошел к окну, опустился в угол и, похоже, сразу заснул. Хорошо, что заснул, до сих пор весь груз был на нем, теперь поделим… груз.
Мама зашевелилась, попыталась скосить глаза, не получилось. Я встал и зашел с другой стороны. Узнала, задвигала губами. Я накрыл рукой ее ладонь, осторожно, чтобы не сдвинуть воткнутую иглу капельницы. Так и стоял, наклонившись, пока она сама не повела немного пальцами. Вернулся на табуретку, сел, нашел под простыней другую руку, такую же сухую и холодную.