— В аэропорт надо, — выдавил я.
Мне действительно надо было в аэропорт. Позарез надо было в аэропорт и срочно. Но рассказывать про больную маму я не собирался.
— Туда пешком можно, да, — презрительно процедил водитель.
Минут через десять асфальт кончился, мы форсировали заросший кустами ров и оказались на площади перед аэровокзалом. Я полез в штормовку за бумажником.
— Мэлочь, надо в аэропорт значит, да, — сказал страшный водитель, криво ухмыльнулся, блеснув золотым зубом, показал пальцем: — Что она у тебя там?
Клапан рюкзака слегка шевельнулся. Я пожал плечами:
— Забралось что-то в тайге, сейчас посмотрю.
— В аэропорт надо, а это не надо, — непонятно сказал водитель, не наклоняясь, протянул руку и закрыл за мной пассажирскую дверь. Почему подобрел подобравший меня кавказец, я не понял, оставалось махнуть рукой вслед чадящему «Лендкрузеру».
В аэропорту людей было больше, чем, казалось, могло поместиться. Какой-то сбой не позволял летать чуть не сутки, и перевозчики, не сомневаясь в своей правоте, поотменяли рейсы. Народ бегал от кассы к администратору и обратно, самые мудрые пытались попасть в гостиницы. К окошку я протолкался быстро, люди, наверное, уже отчаялись чего-то добиться, пропускали без ругани, только поглядывали со злорадством — мы побились лбом в стенку, теперь твоя очередь.
— Здравствуйте, мне очень нужно в Екатеринбург.
Администратор, молодая девушка с кругами под глазами, даже не ответила, посмотрела как на идиота и отвернулась. Тут я сломался и начал просить:
— Понимаете, брат позвонил, мама в больнице. Успеть надо.
На лице у девушки было написано, что всё она знает, что у каждого сидящего в этом зале в больнице по две мамы и четыре бабушки. И каждый готов всю родню похоронить, лишь бы получить вожделенный билет.
— Я не вру, — выдохнул я и отошел от окошка. Теперь взгляды вокруг были не злорадными, только безразличными.
Шагов через тридцать почувствовал — кто-то дергает за рукав. Обернулся — девушка. Я не сразу понял, что это та же администратор, никакой формы на ней не было. Придвинулась поближе и шепнула:
— Пойдемте. Сейчас военный борт на Екатеринбург уйдет, поговорите с ними.
Я уже не удивился, когда строгий капитан не спросил, почему меня провели служебными коридорами. Только сказал:
— Мест нет, на мешках спать будешь. — Обернулся к девушке: — Билет у него есть?
Узнав, что билета нет, никак не отреагировал, ушел в кабину.
Спать. Да я бы и стоя летел все пять часов. Старый добрый «Ан-26» действительно оказался забит до отказа зелеными мешками. Легкими и мягкими, лежать на них было гораздо лучше, чем сидеть те же часы в кресле современного аэробуса. Заснуть я не смог, думал о маме. Отец, мы с братом — ребята крупные, а мама у нас совсем маленькая, тонкая. Вспомнилось, как в детстве еще — мне тринадцать, брату чуть меньше — сцепляли с ним руки корзинкой, сажали на них маму и носили. Теперь она лежит в больнице. Только там, на мешках в самолете, до меня дошло: шансов нет. Тетя Соня, младшая мамина сестра, продержалась с эмболией дольше всех — два дня. Два дня уже прошло. Я представил маму, понял, что она борется, хочет дотянуть, увидеть меня… Или боролась… хотела увидеть… Вцепился зубами в мешок, на котором лежал.