Фосс многозначительно замолчал. До конца похода? А что потом? Потом мы сможем выяснять отношения, сколько вздумается? Либо… Свидетели всегда лишние. Однако и я предпочел промолчать.
Ужин так и прошел. Почти в полной тишине, изредка прерываемой ничего не значащими фразами.
С рассветом мы и десятки других путешественников седлали лошадей. Утро выдалось холодным и ясным. Ничто не напоминало, что на многие лиги вокруг столь опасное Сумеречье — вокруг была та же житейская суета, что и везде.
Покинув северные ворота Первого Приюта, наш караван продолжил путь к столице графства. Рой поведал, что до него еще семь дневных переходов. Первый Приют являлся коронным городком, потому что строился и содержался исключительно из королевской казны. Чтобы защитить путников и торговые караваны от ужасов ночной поры, корона заложила восемь перевалочных пунктов на дороге от гор до столицы Загорья.
Все остальные городки назывались также незатейливо: Второй Приют, Третий, Четвертый… С момента основания они быстро обросли тавернами и постоялыми дворами, налоги которых также шли в королевскую казну. Конечно, стекались сначала в Бранд и во двор генерал-губернатора Загорья. Теперь часть денег непременно осядет в мошне Конрада Дамана, а следовательно, и в моем кошельке. По возвращении из Запустения… Если вернемся… Я навещу дом старого знакомого, вдруг там появятся какие-нибудь новые интересные бумаги, и заодно пополню запас своих монет.
Главный город Арнийского Сумеречья располагался у самой границы с Северной маркой — владениями Огсбургов, чья молодая и быстро растущая империя являлась бельмом на глазу старых монархий Большого Орнора. Пять лет назад Огсбурги отхватили у Леканта владения в Сумеречье и превратились в западных соседей Арнии. С тех пор аппетиты огсбургского императора Карла Первого вроде бы поутихли, благо что Ревентоль держал в Загорье внушительные силы королевских войск и наемников. Но слухи ходили всякие.
Дорога постоянно петляла и шла по многочисленным холмам то вверх, то вниз. Лес вдоль тракта был все так же тщательно вырублен. Сразу за Первым Приютом начали попадаться фермы и деревни горцев. От них веяло прочностью и зажиточностью, но в то же время какой-то вечной тревогой или даже настороженностью. На окнах висели тяжелые, закрывающиеся изнутри деревянные ставни, такие же, как во встретившихся ранее трактирах. Дворы без крыш почти не попадались.
На третий день пути, в полдень, Запустение впервые напомнило о себе, уж для меня, так точно. В трех десятках шагов от развилки дорог тлело пепелище. Рядом, на вбитой в землю палке, висела табличка с надписью на горском наречии.