Смерть Горина навсегда отдалила Надежду Васильевну от мужа. Он и прежде был ей немил, а после смерти любимого человека она без отвращения не могла смотреть на Викентия Михайловича. В конце концов она стала требовать развода.
-- Какой еще вам развод? Мы и то давно уже чужие друг другу, -- сказал ей муж.
-- Этого мало! Я не могу с вами жить в одном доме, не могу дышать с вами одним воздухом, отпустите меня, не томите! Я найду себе место, стану жить с отцом.
-- Это никак невозможно! Для света, для общества мы должны быть мужем и женой.
-- Если вы не отпустите меня, я убегу, -- пригрозила мужу Надежда Васильевна.
-- Не убежите! Вас будут стеречь.
И верно, после такого разговора за Надеждой Васильевной стали зорко следить. Из усадьбы она никак не могла выйти: ворота день и ночь были заперты, равно как и садовая калитка, которая вела из сада в парк, а там и в лес. Дальше сада бедной молодой женщине никуда не было выхода. Волей-неволей она была принуждена покориться своей печальной участи.
Со смертью Горина и ее жизнь была разбита. Надежда Васильевна теперь не жила; она по целым дням не видала старика Смельцова и не выходила из своей комнаты; она проклинала свою любовь к Виктору Горину, считая себя виновницей его смерти. Подчас раскаяние мучило молодую женщину, и тогда она стала думать о том, что виновата перед мужем. Ей все чаще и чаще приходила мысль о монастыре.
Надежда Васильевна сказала мужу о своем желании поступить в монастырь, но он злобно засмеялся и воскликнул:
-- Выкиньте несбыточные мысли из головы! Это невозможно. Что заговорят в нашем кругу, когда вы туда отправитесь? И без того сплетен и пересудов немало. Я не хочу служить мишенью для разных двусмысленностей и насмешек... А что касается спасения вашей души, то вы и живя здесь можете спастись... К тому же на днях я уезжаю за границу, и вам одной спасаться будет много свободнее.
-- Вы... вы хотите, чтобы я здесь, в доме, вела затворническую жизнь?
-- Я только говорю, что и дома можно спастись.
-- Да, да, можно... только не здесь... здесь так много разных воспоминаний...
-- В Москве, на Остоженке, у меня есть дом... Так изберите его местом для спасения своей души!
Злая ирония слышалась в словах Смельцова, безжалостного к своей жене.
-- Мне хочется, чтобы никто-никто не знал о моем существовании на свете... Я желала бы, чтобы все считали меня умершей, -- задумчиво произнесла Надежда Васильевна.
-- Но как же ваш отец?
-- Пусть и он думает, что я умерла... Пускай все так думают -- вот чего жаждет моя больная душа. Сделайте это, Викентий Михайлович, и я стану молиться за вас, вечно благословлять буду! -- воскликнула Надежда Васильевна.