Настя с удивлением смотрела на оригинального гостя.
-- Вы молчите?.. Что же, прикажите меня выгнать, зовите людей.
-- Зачем же... Вы гость, хотя и незваный, а гостей не гонят. Прошу садиться и сказать, что вам угодно... Зачем вы так настойчиво ломились к нам? Наверное, у вас есть на то причина?
-- Пожалуй, есть. Видите ли, сегодня утром я возвращался из клуба к себе и, проезжая мимо вашего дома, услыхал, что кто-то жалобно просит о помощи. Я приказал остановиться, стал стучать в ворота, мне долго не отпирали, не хотели впустить на двор. Но я настойчив; если чего захочу, поставлю на своем. Я осмотрел весь двор, однако ничего подозрительного не нашел. Ваш слуга старался уверить меня, что ни на дворе, ни в доме никто не звал на помощь, но я не поверил и дал себе слово во что бы то ни стало узнать, что тут кроется.
-- За этим вы и приехали? -- спросила молодая девушка у Тольского, заметно встревоженная.
-- Да, сударыня, за этим.
-- И любопытны же вы! Ну да что ж, разузнавайте, спрашивайте у дворовых.
Они мне ничего не говорят. Я хочу спросить у вас.
-- Я... не знаю... и никакого крика не слыхала. Вы все сказали?
-- Все... Вы, кажется, гоните меня?
-- Простите, меня ждут.
-- Так вы мне ничего и не скажете? -- вставая, промолвил Тольский.
-- Сказала бы, да сама ничего не знаю.
-- Но вы разрешите мне опять приехать к вам?
-- Зачем?
-- Чтобы на вас смотреть и удивляться вашей дивной красоте... Прошу, не лишайте же меня этого наслаждения! О, как вы дивно хороши. Ваш чарующий образ запечатлелся навсегда в моем сердце.
-- Уж не влюблены ли вы в меня?
-- Больше чем влюблен!
-- Так скоро!
Настя весело рассмеялась.
-- Увидеть вас и полюбить -- на это довольно мгновения.
-- Настасья Гавриловна, с кем ты изволишь говорить? -- тихо промолвила старуха Мавра, заглядывая в дверь.
Старушка находилась в гостиной, но, сколько ни старалась расслышать через дверь разговор Насти с Тольским, ничего не могла разобрать; однако ей этот разговор почему-то казался подозрительным, и она решилась приотворить дверь и прервать его.
-- Прощайте, как ни приятна беседа с вами, а все же надо идти! -- сказала Настя.
Тольский низко поклонился и вышел; однако его мозг всецело был занят таинственным криком, и он чуял в этом деле что-то нехорошее.
Увы, он не ошибался: в доме Лугового действительно в то утро произошла безобразная, хотя и нередкая по тому времени сцена.
III
Секунд-майор Гавриил Васильевич Луговой более десяти лет был в отставке и жил в своем доме, в переулке между Никитской и Воздвиженкой, со своей единственной дочерью Настей. Он овдовел, когда Насте было лет десять. Она хорошо помнила свою мать -- покорную и бессловесную рабу мужниной воли. Эта крутая воля и уложила бедную женщину так скоро в могилу.