Любовь Максимовна (такъ называлась дочь Фамусовыхъ) переконфузилась, пошла на встрѣчу къ Рамирской вся разкраснѣвшись, остановилась, неловко присѣла, разцѣловалась, и, незная чѣмъ начать разговоръ, стала хвалить нарядъ Софьи. Между тѣмъ, Княгиня Рамирская величественно посмотрѣла на все общество, изъявила нѣкоторый видъ презрѣнія тѣмъ, кто при входѣ ея не всталъ, подошла къ сидѣвшимъ на софѣ Сундуковой и Фіалкиной, которыя только что смѣялись надъ нею, при торжественномъ ея входѣ, разцѣловалась, и сѣла подлѣ нихъ.-- "Гдѣ-же хозяйка?" -- сказала она имъ.-- "Удивляюсь: я совсѣмъ не ожидала такой встрѣчи!" -- Она сей часъ куда-то вышла, и вѣрно скоро возвратится -- отвѣчала Фіалкина. Дочь Фамусовыхъ аттаковала между тѣмъ Софью, сѣла подлѣ нея, и, опять не зная о чемъ говорить, продолжала хвалить ея нарядъ. "Какъ вы къ лицу одѣты! Какъ все мило на васъ!" твердила она. Софья ничего не отвѣчала, и, при всей скромности своей, насилу могла удержаться отъ смѣха при обозрѣніи собранія. Всѣ сидѣли группами; замужнія женщины въ одномъ углу, дѣвушки въ другомъ, мужчины сами по себѣ, и никто изъ нихъ не подходилъ говорить съ дамами. Всѣ были раздѣлены на партіи. Судья, Исправникъ, Засѣдатели и Секретари отдѣльно разговаривали о своихъ дѣлахъ; Около ихъ увивался какой-то молодой человѣкъ, котораго Софья почла за сына знаменитаго ябедника Праволова. Онъ былъ передъ приказными не только вѣжливъ, по даже низокъ. Какая-то толстая фигура, съ дворянскою медалью, уронила платокъ -- онъ тотчасъ вскочилъ поднять его, и Софья догадалась, что толстая фигура долженъ быть Судья. Прочимъ приказнымъ пожималъ Приводовъ руки, подчинялъ ихъ табакомъ, улыбался, когда они говорили; сухощавому, блѣдному человѣку, вѣроятно, Секретарю, что-то разсказывывалъ онъ, и тотъ съ важнымъ видомъ слушалъ его.
Нѣсколько гусарскихъ офицеровъ, изъ полка, стоявшаго въ уѣздѣ, сидѣли въ другомъ углу, и разговаривали о послѣднемъ смотрѣ. Софья совсѣмъ не имѣла любопытства слушать ихъ; но они говорили громко, кто былъ арестованъ, кто выгнанъ за фрунтъ, спорили, оправдывались, слагали вины на эскадроннаго командира, а этотъ пожилой, посѣдѣвшій гусаръ думалъ совсѣмъ о другомъ. Прелести и хорошее приданое дочери Сундуковой, Глафиры, сдѣлали сильное впечатлѣніе на его сердце; онъ хотѣлъ привлечь ее разсказами о долговременной службѣ своей, о сраженіяхъ, о тѣхъ мѣстахъ, гдѣ онъ бывалъ съ полкомъ; облокотившись на окно, Глафира слушала его и зѣвала. Провинціальную мадамъ Жанлисъ также Софья скоро узнала, по странной и небрежной ея одеждѣ.