Совѣты Софьи не изгладились изъ сердца Аглаева. Онъ рѣшительно расположился жить сколько возможно умѣреннѣе, не дѣлать никакихъ издержекъ, и даже не нанимать лошадей. Передъ отъѣздомъ, еще бесѣдовалъ онъ съ Софьей, и разсчитывалъ, что поѣздка его почти ничего не будетъ стоить. Тотчасъ по прибытіи въ Москву онъ увидѣлъ, что ошибся въ своемъ соображеніи. Почтенный дядюшка объявилъ ему, что никогда дома не обѣдаетъ, слѣдовательно, кушать ему должно будетъ на свой счетъ. Но на это, думалъ Аглаевъ, я истрачу бездѣлицу; отыщу старыхъ знакомыхъ, и вѣрно многіе будутъ приглашать меня. Впрочемъ, куда, кажется, еще тратить деньги? Ежели сошью новый Фракъ, то это необходимо и въ деревнѣ. Такимъ образомъ, исполняя рѣшительное намѣреніе беречь деньги, отправился онъ пѣшкомъ къ старому дядѣ, на котораго возлагалъ всю надежду.
Съ трепетомъ и сильнымъ біеніемъ сердца приближился онъ къ дому его. "Отъ этого стараго, грубаго скупца зависитъ судьба моя" -- думалъ Аглаевъ. "Ежели-бы не крайность, то никогда нога моя не была-бы у него бъ домѣ! Но -- дѣлать нѣчего: надобно преодолѣть себя, выслушать съ терпѣніемъ его глупыя наставленія, вытерпѣть упреки, что я мотъ, сидѣть съ нимъ по нѣскольку часовъ вдвоемъ, смотрѣть, какъ онъ раскладываетъ гранъ-пасьянсъ, и слушать брань его съ людьми. Такъ и быть -- вооружусь терпѣніемъ.... Но ежели онъ уже умеръ, и ничего по духовной своей не оставилъ: что тогда дѣлать?" Эта мысль заставила Аглаева содрогнуться. Онъ невольно остановился передъ домомъ. Какъ будто нарочно, ворота и окна были закрыты, и никого не видать было на дворѣ. Съ стѣсненнымъ сердцемъ, и съ какимъ-то мрачнымъ предчувствіемъ, взошелъ Аглаевъ на крыльцо.
Ни въ передней, ни въ обширной залѣ, не встрѣтилъ онъ ни одного человѣка; всѣ двери въ комнатахъ были отворены настежь; вездѣ видны были нечистота и безпорядокъ. Въ буфетѣ услышалъ онъ стукъ, и вошелъ туда; тамъ наконецъ отыскалъ онъ стараго, знакомаго ему слугу, который держалъ на рукахъ запачканнаго ребенка, и кормилъ его остатками отъ стола.
"А, здравствуйте, батюшка Петръ Ѳедоровичъ!" -- сказалъ слуга.-- "Давно-ли пожаловали къ намъ, въ Москву?" -- Только сегодня. Что дядюшка?-- "Очень боленъ." -- Доложи ему обо мнѣ.-- "Извольте; но самъ я войдти къ нему не смѣю, а скажу Марѳѣ Лаврентьевнѣ." -- Какая Марѳа Лаврентьевна? Неуже-ли тетушка моя, Лукавина?-- "Она, батюшка, она сама; теперь она наша госпожа. Со времени болѣзни дядюшки совсѣмъ переселилась она сюда, взяла къ себѣ ключи, и, кажется, все ей достанется." -- Какъ? Съ какой стати? Она самая дальняя родственница, правнучатная сестра дядюшки.--