Сумерки окутали лес синим покрывалом. Энтис сидел под вязом, обхватив колени руками и глаз не сводя с девушки, и выглядел несчастным, как ребёнок, впервые в жизни кем-то обманутый. Не выжить тебе в этом мире, печально думал Вил, если невозможность спасти причиняет тебе такую боль. Всего лишь девочка, которая не проснётся, ты даже её не знал, ну разве не мелочь, мой Рыцарь! Ты мог тогда просто пройти мимо… и прошёл бы, если б я умел сперва думать, а потом издавать звуки! Ты смотришь так, словно вот-вот заплачешь. Как жестоко тебя обманули — мудрость Ордена, судьба, всё против тебя. Бедный Энт, а я-то как тебя обманул. Обещал принцессу — а мы нашли её спящей сном смерти!
Её волосы… их хотелось коснуться — всякий раз, как взгляд падал на красно-коричневое с золотым отливом великолепие. Он выбирал из них всякий лесной мусор, а Энт улыбался благодарно — решил, что это его от хлопот избавляют… а ему просто было приятно. А когда Энт заснул, долго искал в траве белый тальник, соком которого мыла волосы мама. Со своими-то и водой обходился, с ними и без того хватало хлопот… давно обрезал бы, если б не мама: ей нравились они длинными, вьющимися по спине, она говорила, таким впервые увидела отца… А у девушки волосы от сока стали мягкими, густо потекли по рукам — дорогим шёлком, свежим мёдом, расплавленным золотом. Знакомый с рожденья аромат едва не заставил его зарыдать, он растирал тальник в пальцах и навивал на них пряди, вдыхая мамин запах… вдруг смущённо подумал, что играет с ней, как дитя с куклой, поспешно провёл по каштановым волнам Энтисовым гребнем и заплёл в две толстые косы, доходящие до тоненькой талии.
…Сейчас, в ночи, она казалась мертвенно-белой, нездешней окончательно, а вот косы были живыми. Вил почти не сомневался в исходе — но так хотелось верить! Во всемогущество обыкновенных травок, в обман чувств Сумрака и Мерцания, в чудо… Но чуда не вышло. Можно ждать всю жизнь и глядеть на неё, пока не ослепнешь, — и ничего не изменится: она останется застывшей в шатком равновесии меж Сумрачным миром и тёмной неясностью смерти… или умрёт. Мягкие волосы смешаются с землей и обратятся во прах, его пальцы не окунутся в шёлковый медовый поток больше никогда…
И никогда не забуду его глаз обманутого ребёнка. Пусть он не узнает, не поймёт, но я-то знаю! Это не уйдёт: мог рискнуть, мог попытаться спасти…
Трясины, я не Рыцарь! И не герой. И если б не Дар — сумел бы я вытолкнуть себя на дорогу? Или так и лил бы слёзы в кустах, глядя, как те негодяи мучают моего друга? А она даже и не друг… и мой Дар ей наверняка не поможет… Отлично! Лежи в кустах, малыш, на большее ты не годен. Уж тебя-то никто не упрекнёт в безрассудной отваге!