Главный врач недоуменно посмотрел на меня и наморщил лоб.
— Похоже, что вы еще и рады этому, — сказал он.
Затем он тщательно выслушал меня. Я разглядывал различные блестящие инструменты на стенах и, в зависимости от его требований, дышал то медленно и глубоко, то быстро и коротко. При этом я снова ощущал покалывание и был очень доволен, что мои преимущества перед Пат несколько сократились.
— Вы простужены, — сказал главный врач. — Полежите день-другой в постели или, по крайней мере, не покидайте своей комнаты. К фрейлейн Хольман не заходите — и не ради вас, а ради нее.
— А переговариваться с ней через дверь можно? — спросил я. — Или через балкон?
— С балкона можно, но только считанные минуты. Да и через дверь тоже, если будете как следует полоскать горло. Помимо простуды у вас от курения еще и катар дыхательных путей.
— А легкие? — Почему-то я ожидал, что хоть в них окажется что-нибудь не в порядке. Тогда я чувствовал бы себя лучше перед Пат.
— Из ваших двух легких можно выкроить целых шесть, — заявил главный врач. — Давно уже мне не встречался такой здоровый человек, как вы. Только вот печень у вас уплотнена. Видимо, много пьете.
Он мне что-то прописал, и я ушел к себе.
— Робби, что он тебе сказал? — спросила меня Пат из своей комнаты.
— Временно запретил посещать тебя, — ответил я, стоя у двери. — Даже строго запретил. Существует опасность заражения.
— Вот видишь! — испуганно сказала она. — Я уже давно толкую тебе об этом.
— Да нет же, Пат! Это тебе грозит заражение, а не мне.
— Перестань болтать чушь, — сказала она. — Расскажи мне точно, что с тобой случилось.
— Я и так сказал тебе точно. Сестра… — Я сделал знак постовой сестре, которая как раз принесла мне лекарства. — Скажите фрейлейн Хольман, кто из нас более опасен для окружающих?
— Вы, господин Локамп, — объяснила сестра. — Он не должен к вам входить, а то еще заразитесь от него.
Пат с недоверием посмотрела на сестру, потом перевела взгляд на меня. Я показал ей через дверь лекарства. Поняв, что все правильно, она рассмеялась; она смеялась все громче, смех перешел в хохот, на ее глазах появились слезы, и тут начался приступ мучительного кашля. Сестра бросилась к ней на помощь.
— Господи, — прошептала Пат, — дорогой мой, это, ей-Богу, ужасно смешно. И какой у тебя гордый вид!
Весь вечер она была весела. Конечно, я не оставил ее одну. Надев плотное пальто и обмотав шею шарфом, я просидел до полуночи на балконе. В ногах у меня стояла бутылка коньяка, в одной руке я держал сигару, в другой — рюмку и рассказывал Пат всевозможные события из моей жизни. Время от времени меня прерывал, а заодно и вдохновлял ее тихий, словно птичий, смех, и я усердно врал, врал сколько мог — лишь бы ее лицо озарялось улыбкой. Я был счастлив от своего лающего кашля, я выдул всю бутылку и наутро был здоров.