— Небьющееся стекло не относится к серийному оборудованию, — возразил я мягко, но решительно. — Разве что лобовое стекло на некоторых моделях. Но никоим образом не боковые стекла.
Я нажал на кнопку в середине руля — оба клаксона взревели. Затем перешел к описанию комфорта, говорил про багажники, сиденья, боковые карманы, панель с приборами. Я даже включил прикуриватель и, пользуясь случаем, предложил Блюменталю сигарету, рассчитывая с ее помощью хоть чуточку умилостивить его. Но он отказался.
— Спасибо, я не курю, — сказал он и посмотрел на меня с таким скучающим видом, что вдруг мне подумалось: может, он вообще не намеревался идти сюда, а зашел по ошибке — заблудился; может, ему нужно было купить что-то совсем другое — машину для обметывания петель или радиоприемник; может, в силу врожденной нерешительности он еще немного потопчется на месте, а потом двинет дальше.
— Давайте, господин Блюменталь, сделаем пробную поездку, — наконец предложил я, чувствуя, что уже порядком выдохся.
— Пробную поездку? — переспросил он, явно не понимая, о чем речь.
— Ну да, пробную поездку. Должны же вы сами убедиться в высоких ходовых качествах этой машины. На улице или на шоссе она устойчива, как доска. Идет как по рельсам. А как приемиста — будто это не тяжелый кабриолет, а пушинка…
— Ах, уж мне эти пробные поездки… — сказал он, пренебрежительно махнув рукой. — Пробные поездки ни о чем не говорят. Недостатки автомобиля всегда выявляются только впоследствии.
«Конечно, впоследствии, дьявол ты чугунный! — с досадой подумал я. — Не ожидаешь ли ты, что я тебя ткну носом во все дефекты?»
— Что ж, ладно. Нет так нет, — сказал я, утратив всякую надежду на успех. Мне стало ясно, что он не собирается покупать машину.
Но тут он внезапно повернулся, посмотрел на меня в упор и тихо, резко и очень быстро спросил:
— Сколько стоит эта машина?
— Семь тысяч марок, — ответил я, не моргнув глазом, словно выпалил из пулемета. Ни в коем случае он не должен был заметить, что я не уверен в цене. Это я хорошо понимал. Каждая секунда колебания могла бы встать нам в тысячу марок, которую он выторговал бы в свою пользу.
— Семь тысяч марок, нетто, — твердо повторил я, а сам подумал: «Предложи мне пять, и машина твоя».
Но Блюменталь ничего не предложил.
— Слишком дорого! — коротко выдохнул он.
— Конечно! — сказал я и решил, что окончательно проиграл.
— Почему вы сказали «конечно»? — спросил Блюменталь, впервые довольно человечным тоном.
— Господин Блюменталь, — ответил я, — встречали ли вы в наше время хоть кого-нибудь, кто реагирует иначе на цену?