Готтфрид взял у меня сигару, обнюхал ее и закурил.
— Я спугнул жулика. Миллиардеры таких сигар не курят. А курят они те, что продают в россыпь по десять пфеннигов.
— Чушь болтаешь, — ответил я. — Жулик не назвал бы себя Блюменталем. Жулик представился бы как граф фон Блюменау или что-нибудь в этом роде.
— Этот человек вернется, — со свойственным ему оптимизмом заметил Ленц и выпустил дым своей сигары мне же в лицо.
— Этот не вернется, — убежденно сказал я. — Но скажи, где ты раздобыл бамбуковую дубинку и эти перчатки?
— Одолжил. Напротив, в магазине «Бенн и компания». Я там знаком с продавщицей. Трость, может быть, даже оставлю себе насовсем. Она мне нравится.
Довольный собой, он стал быстро вертеть в воздухе эту толстую палку.
— Готтфрид, — сказал я. — В тебе явно пропадает талант. Пошел бы ты в варьете, на эстраду — вот где твое место!
* * *
— Вам звонили, — сказала мне Фрида, косоглазая служанка фрау Залевски, когда в полдень я ненадолго забежал домой.
Я обернулся.
— Когда звонили?
— С полчаса назад. Какая-то дама.
— А что она сказала?
— Что вечером позвонит снова. Но я ей сразу объяснила, что большого смысла в этом нет. Что по вечерам вы никогда не бываете дома.
Я уставился на нее.
— Что?! Вот прямо так и сказали? Господи, хоть бы кто-нибудь научил вас разговаривать по телефону.
— Я и так умею разговаривать по телефону, — флегматично проговорила Фрида. — А по вечерам вы действительно почти никогда не бываете дома.
— Но ведь вас это ничуть не касается, — раскипятился я. — В следующий раз вы еще, чего доброго, расскажете, какие у меня носки — дырявые или целые.
— И расскажу! — огрызнулась Фрида, злобно пялясь на меня красными воспаленными глазами. Мы с ней издавна враждовали.
Охотнее всего я сунул бы ее башкой в кастрюлю с супом, но совладал с собой, нашарил в кармане марку, ткнул ее Фриде в руку и уже примирительно спросил:
— А эта дама не назвала себя?
— Не назвала, — ответила Фрида.
— А какой у нее был голос? Чуть глуховатый и низкий, да? Вообще такой, как будто она простудилась и охрипла, да?
— Не припомню, — заявила Фрида с такой флегмой, словно и не получила от меня только что целую марку.
— Очень красивенькое у вас колечко на пальце, прямо очаровательное, — сказал я. — А теперь подумайте повнимательнее, может, все-таки припомните.
— Не припомню, — ответила Фрида, и лицо ее так и светилось злорадством.
— Тогда возьми и повесься, чертова кукла! — процедил я сквозь зубы и пошел не оглядываясь.
* * *
Ровно в шесть вечера я пришел домой. Открыв дверь, я увидел непривычную картину. В коридоре стояла фрау Бендер, медсестра по уходу за младенцами, в окружении всех дам нашего пансиона.