Она колебалась. Но любопытство победило: а вдруг удастся узнать еще что-нибудь. Я открыл бутылку шерри-бренди.
* * *
Позже, когда все утихло, я взял пальто и одеяло и прокрался по коридору к телефону. Я встал на колени перед столиком, на котором стоял аппарат, накрыл голову пальто и одеялом и снял трубку, придерживая левой рукой край пальто. Это гарантировало от подслушивания. В пансионе фрау Залевски было много длинных любопытных ушей. Мне повезло. Патриция Хольман была дома.
— Давно уже вернулись с вашего таинственного свидания? — спросил я.
— Уже около часа.
— Жаль. Если бы я знал…
Она рассмеялась.
— Это ничего бы не изменило. Я уже в постели, и у меня снова немного поднялась температура. Очень хорошо, что я рано вернулась.
— Температура? Что с вами?
— Ничего особенного. А вы что еще делали сегодня вечером?
— Беседовал со своей хозяйкой о международном положении. А вы как? У вас все в порядке?
— Надеюсь, все будет в порядке.
В моем укрытии стало жарко, как в клетке с обезьянами. Поэтому всякий раз, когда говорила девушка, я приподнимал «занавес» и торопливо вдыхал прохладный воздух; отвечая, я снова плотно прикрывал отдушину.
— Среди ваших знакомых нет никого по имени Роберт? — спросил я.
Она рассмеялась.
— Кажется, нет…
— Жаль. А то я с удовольствием послушал бы, как вы произносите это имя. Может быть, попробуете все-таки?
Она снова рассмеялась.
— Ну просто шутки ради, — сказал я. — Например: «Роберт осел».
— Роберт детеныш…
— У вас изумительное произношение, — сказал я. — А теперь давайте попробуем сказать «Робби». Итак; «Робби»…
— Робби пьяница… — медленно произнес далекий тихий голос. — А теперь мне надо спать. Я приняла снотворное, и голова гудит…
— Да… спокойной ночи… спите спокойно…
Я повесил трубку и сбросил с себя одеяло и пальто. Затем я встал на ноги и тут же замер. Прямо передо мной стоял, точно призрак, казначей в отставке, снимавший комнатку рядом с кухней. Разозлившись, я пробормотал что-то.
— Тсс! — прошипел он и оскалил зубы.
— Тсс! — ответил я ему, мысленно посылая его ко всем чертям.
Он поднял палец.
— Я вас не выдам. Политическое дело, верно?
— Что? — спросил я изумленно.
Он подмигнул мне.
— Не беспокойтесь. Я сам стою на крайних правых позициях. Тайный политический разговор, а?
Я понял его.
— Высокополитический! — сказал я и тоже оскалил зубы.
Он кивнул и прошептал:
— Да здравствует его величество!
— Трижды виват! — ответил я. — А теперь вот что: вы случайно не знаете, кто изобрел телефон?
Он удивился вопросу и отрицательно покачал своим голым черепом.
— И я не знаю, — сказал я, — но, вероятно, это был замечательный парень…