— Да, — глядя ему прямо в глаза, ответил приятель. — Осматривая твою машину, эксперт обнаружил явные следы диверсии. Испорченные тормоза могли подвести тебя в любой момент, что, собственно, и произошло.
— Тормоза? — озадаченно вскинул брови Андрей и на мгновение задумался: «А ведь верно…»
Когда тот сумасшедший парень с коробкой (в память навсегда врезались его безумные от страха глаза) неожиданно выскочил на дорогу прямо перед носом его машины, он на мгновение растерялся, не зная, что ему делать: тормозить или резко уходить в сторону. Однако бедняга был так близко, что его не смогли бы спасти даже самые лучшие тормоза в мире. Андрей понял это в какую-то долю секунды, выкручивая руль влево и одновременно вжимая педаль в пол. Ему ещё тогда показалось, что она пошла как-то свободно. А потом этот страшный удар… Больше он ничего не помнил.
— Кажется, ты прав, — вырвалось у него запоздалое прозрение.
Роман пригладил ладонью курчавую шевелюру.
— Ты знаешь, Андрей, тебе просто повезло, что на тот момент скорость фургона была не большая, — он вздохнул. — Обычно эти водилы гоняют как сумасшедшие. Но то, что ты не пристегнулся, — это хреново. В таких ситуациях встречи с грузовиками, как правило, заканчиваются несколько иначе. Так что можешь считать себя настоящим везунчиком.
Андрей одарил его неприязненным взором:
— Ты считаешь, что человека, вынужденного остаток жизни провести в инвалидном кресле, можно назвать везунчиком?
— По крайней мере, ты жив, — быстро возразил Нефёдов, смущённо теребя ворот рубашки.
Он торопливо поднялся. Андрей очень хорошо понимал его в эту минуту. Коснувшись столь щекотливой темы, приятель просто побоялся услышать в ответ жалобные стенания Андрея на злодейку-судьбу. Ведь подобные разговоры всегда тяготят и ставят в тупик. Никогда не знаешь, как следует поступать в таких случаях: проявить какое-то участие, приободрить, пожалеть? И что изменится от пустых, пусть даже сочувственных слов? Ведь боль от этого не уйдёт. Да и вряд ли утешительные слова прольются целебным бальзамом на душу убитого горем человека. Скорее всего, он их даже не услышит. А если и услышит — это вовсе не значит, что ему нужна чья-то жалость. Она не оживит неподвижные ноги.
Нефёдов потихоньку попятился к выходу.
— Ты прости, Андрюх, но мне нужно идти. — Слова прощания получились у него как-то скомканно, виновато. — Ковальчик ждёт… А ты поправляйся и не вздумай раскисать. И помни: если что-нибудь понадобится, я всегда помогу, чем смогу.
Андрей едва заметно кивнул головой, давая понять, что в какой-то мере согласен соответствовать зыбкому определению «везунчик». И только когда крепкая фигура приятеля исчезла за дверью, он тяжело вздохнул и с тихим сожалением проговорил: