Но дела не велят. «Тебе хорошо, ты — дед… — вспомнились слова Тимоши. — Куда хочешь, идешь и едешь».
Вспомнил эти слова и вздохнул: «Кабы так…»
Дед Атаман понял этот вздох по-своему, сказал:
— Тут у нас хорошо. Потому и дите… — Он не мог связно объяснить. — Меня вот в город зовут. А я не хочу. Тут что старым, что малым… Вольночко… — оглядел он сначала двор свой, потом округу, поднимая глаза.
Вроде бы соглашаясь с ним, старый Басакин покивал головой, но сказал с горькой усмешкой:
— Рай земной. Только почему все убежали из этого рая? И никто не вернулся.
— Работать не хотят, — убежденно ответил дед Атаман. — Вот нам бы лет по двадцать скинуть. Ты вот еще работаешь, не бросаешь.
— Работаю. Куда деваться.
— А у меня нет мочи. Ноги подыграли.
Примчался из недолгого похода Тимошка.
— Дедушка! Тебя Вера зовет завтракать! Вареники… Я попробовал. Сладкие…
Старый Басакин поднялся. Не к завтраку, а к отъезду. Но возле машины его перехватил Аникей, укорив:
— Мимо проходишь? Обижаешь, крестный.
— Ехать надо. Ждут. Тем более не свои.
— Подождут. Чаю хоть выпей.
Старый Басакин перед крестником оправдался.
— Ко времени ждут. Городские тузы. А может, московские…
— И много берут? — спросил Аникей.
— Много, — коротко ответил Басакин, добавив: — Скоро под носом у тебя землю обрежут, и кур некуда будет выпустить, — и пообещал напоследок: — На обратном пути заеду, попьем чайку, погутарим.
Машина запылила прочь. Аникей проводил ее взглядом, не трогаясь с места. Он знал, он слыхал про этих не то ростовских, не то московских «тузов», которые одним разом забирали немалые земли. Кто они, эти «тузы», никто толком не знал. Дело ныне обычное: «коммерческая тайна». И зачем брали? Места — далекие, пустынные. Там даже попасов хороших нет. Солончаки да меловые курганы. Но попусту такие дела нынче не делаются. Намекали на газ да какие-то удобрения, соду. Наплести можно многое. Но прав крестный. Втихую могут под самый забор землю отрезать. И не какие-нибудь московские «тузы». А кто-нибудь из тех, кто рядом. Чеченцы ли, дагестанцы… Они тоже нынче умные. И «тузы» среди них есть.
Аникею думалось о своем; а в машине, от него убегавшей, старый Басакин вспомнил и повторил сказанное во дворе у деда Атамана: «Рай земной?.. Но убежали. И никто не вернулся». И в самом деле, через годы порою таким светлым виделось хуторское детство. Так, наверное, у всех, когда вспоминаешь на старости лет. Но горького в нем было — через край. Тимошкины козлята, телята, жеребенок. Кохается с ними…
Вспомнилось свое. Тоже — козлята… Какой это год был?.. Вроде при Хрущеве. Но помнится, как сейчас. По всему хутору, у всех людей начали отбирать скотину. Вышло постановление, строгий приказ: сократить живность, одна корова приравнивается к десяти козам ли, овцам. В хозяйстве или корову держи или коз. Одно из двух. Лишнее — реквизировать. Люди ругаются, охают, старые плачут. Три дня на раздумье. А думы какие? Без коровы не проживешь, особенно с детворой. Козы да овцы тоже нужны. От них шерсть да пух. Теплые носки вязать, поголенки, варежки, бабьи платки. Зимою как без этого? Валенки из чего катать?