— Всё нормально, — говоря я со слабым смехом. — Уверена, у меня не возникнет трудностей с тем, чтобы дойти до дороги.
— Мне не сложно. К тому же нам есть о чём поговорить, — уверяет мой бывший парень, пожимая плечами с блеклой улыбкой, не достигающей глаз.
Я стреляю взглядом в Диану. Большая ошибка. Что ещё она могла сделать, как не посмотреть на меня, словно уговаривая: «поговори с ним, пожалуйста». Ему отказать легко, а вот ей — нет. Она была камнем преткновения.
Смирившись, я пожимаю плечами и соглашаюсь:
— Конечно. Хорошо. Но всего на пару минут.
— Больше и не надо.
Митч не сразу начинает говорить, когда Диана закрывает двери. Мы уже у машины, а он по-прежнему молчит. Когда я, наконец, поднимаю на него глаза, он сверлит меня взглядом, но его лицо лишено эмоций.
— И? — мне хочется быстрее закончить, потому что он стоит слишком близко и от него очень хорошо пахнет во вред моему здравомыслию. Всё ещё душится одеколоном, который я люблю. Придурок.
— Брианна ведёт себя иначе, не так как вчера, — начинает он разговор. Я молчу, решив, что он скажет что-то ещё, но когда тишина затягивается у меня появляется отчётливое ощущение, будто он ждёт какое-то объяснение тому, что только что произошло.
Смотрю на него «я жду, продолжай» взглядом. На это он вскидывает бровь.
— И? — подталкиваю я, раз уж моё молчание не служит достаточным намёком.
— Мне стало интересно, знает ли она что-нибудь обо мне. Ну знаешь, как по фотографиям.
— К чему ты клонишь, Митч? — спрашиваю я, опуская руку к бедру. Его взгляд следует за моим движением.
— Я не знаю. Она вела себя так, будто боится меня, — объясняет он, показав плечом в сторону двери.
— Ты же понимаешь, что ей нет и семи месяцев? И она не знает тебя. — Смешно, что мне ещё нужно разъяснять очевидное.
— Я читал, что дети отражают мимику и чувства родителей.
Бывает наглость, но такая!
Упираюсь и второй рукой в бедро и прищуриваюсь.
— Так вот, как ты думаешь? Что я использую твою фотографию вместо мишени в дартсе? Что после того, как ты уехал прошлой ночью, я вытащила её и замахала ей перед Бри, приговаривая какой ты плохой и страшный? — Меня не остановить. — Ты думаешь, что я приложила руку к тому, что там произошло? — произношу я, показывая на дверь, а голос ползёт все выше и выше.
По выражению его лица ясно, что он знает, как нелепо это звучит, но уже до чёртиков поздно останавливать мою тираду. И у меня создаётся впечатление, будто подавляемая больше года ярость умирает от желания вырваться наружу.
Он открывает рот, чтобы заговорить, но я обрываю его.