– Какое? – прошептала Керстин.
Снейдер косо посмотрел на нее. Она знала, как строго он относится к обязательству о неразглашении информации. Но она не рассказала ничего такого, что Керстин не могла бы прочитать в газете или увидеть в новостях, если мать оставит ее без присмотра.
– Кое-что об яичных желтках, больше я рассказать не могу. Снейдер нахмурился. И провел ребром ладони по горлу.
Сабина должна закончить разговор, пока с ним не случился припадок бешенства.
– Это как в той сказке. Яичные желтки ожили…
– Послушай, нам нужно заканчивать, – перебила ее Сабина, но вдруг осеклась. – Что ты только что сказала?
– Яичные желтки ожили.
У Сабины по спине пробежал холодок.
– Где ты это слышала?
– Это из одной сказки, которую читал мне дедушка. – Керстин повторила предложение.
– Из какой именно?
– Из «Гадкого утенка». Он так безобразно выглядел, что другие клевали, толкали и дразнили его, и он замерз во льду и лежал там, как мертвый.
Сабину бросило в пот.
– В этой сказке есть какой-нибудь пень или серебряная монета?
Керстин немного подумала.
– Нет, в этой нет, но есть в «Огниве». Там солдат должен был достать для ведьмы огниво из дупла старого дерева.
– И все эти сказки дедушка тебе читал?
– Да, много раз… у дедушки только эта книга.
– Как она называется?
– Не знаю. «Сборник сказок» или как-то так.
– Что на обложке?
– Ее уже нет.
– Спасибо, ты настоящее сокровище! Я должна положить трубку.
– Ты вышла на новый след?
– Да, ты бесподобна, – констатировала Сабина.
– Не стоит благодарности, – по-взрослому ответила Керстин. – Всегда к твоим услугам.
– Спасибо, целую! – Сабина положила трубку и открыла новый документ Word на своем ноутбуке.
– Мне кажется, мы должны серьезно поговорить! – начал Снейдер.
Сабина быстро подняла руку, даже не взглянув на него.
– Не… сейчас!
– У вашей племянницы начнутся ночные кошмары, если вы и дальше будете рассказывать ей подобные истории.
Сабина проигнорировала его комментарий и продолжала вносить в файл всю информацию по четырем убийствам, которая приходила ей в голову. Убитая чернокожая судья, которой убийца срезал лицо и приклеил его на зеркало: это могла быть – пусть и сильно притянутая за уши – сцена из «Гадкого утенка». Голая, подвешенная за волосы и выставленная напоказ в Берне директорша федпола могла изображать сцену из сказки про голого короля. А сожженный вместе с пнем неизвестный мужчина на озере – сцена из «Огнива». Сабина печатала как одержимая. Но что с…
– Вы пишете свои мемуары?
Сабина коротко подняла глаза.
– Не сейчас!
Но что с безногой женщиной, которую посадили на кол в замке Хоэнлимбург? Что могла символизировать она? Сабина мысленно прошлась по всем сказкам, какие могла вспомнить, – «Принцесса на горошине», «Гензель и Гретель», «Белоснежка», «Бременские музыканты» и «Девочка со спичками» – но не нашла ни одной подходящей ассоциации. Существовали сотни возможностей. Это был притянутый за уши след, но первая более или менее приемлемая связь, которая неожиданно придавала убийствам смысл: определенные сцены из старых народных сказок.