«Ее фамилия была ван Лун». Снейдер говорил о матери Пита в прошедшем времени, и на это наверняка была причина.
– Что…
Он снова прервал ее жестом.
– Из-за учебы и работы мне приходилось много разъезжать. И я понял, что не смогу вести нормальную семейную жизнь. Я не был создан для этого. Но я пытался нести ответственность и быть хорошим отцом. Я хотел сохранить этот фасад до совершеннолетия Пита. Но мать Пита чувствовала, что это разрушает меня изнутри. День за днем. Она знала, что я голубой и погибну от этой лживой жизни – поэтому отпустила меня и придала храбрости признаться в гомосексуальных наклонностях, потому что так было бы лучше для меня. Она была бесподобной женщиной. Когда Питу исполнилось пять лет, я наконец решился. – Снейдер поднял глаза и посмотрел на Сабину. – Представляю, что вы обо мне сейчас думаете.
– И что же?
– Что я веду жалкое существование.
Она помотала головой.
– Нет, никто не должен первым бросать камень. Но я зла на вас, потому что вам давно уже следовало быть честным со мной, вместо того чтобы скрывать правду. В конце концов, мы с вами партнеры, и вы… я вам доверяла.
– Пока я не был точно уверен, что Пит имеет отношение к этому делу, я не видел причины рассказывать вам правду.
– Но вы бы…
– Что? – взорвался он. – Я и так взял вас с собой в Роттердам, привез в этот дом и все рассказал, или нет? – Он помассировал виски и немного успокоился. – Но я должен попросить вас никому не рассказывать то, что вы сегодня выяснили. То, что Пит мой сын, знают только Хоровитц, директор тюрьмы Холландер, несколько друзей-чиновников и вы.
– А президент БКА Хесс?
– Да, он тоже.
Конечно! Она подумала об инициалах Д. Х.
– А заключенные на Остхеверзанде?
– Думаю, нет, только если Пит им рассказал, в чем я сомневаюсь.
– Все-таки иногда яблоко от яблони падает далеко, – повторила она слова Снейдера. Он, его отец и сын не могли быть более разными. – И после ареста Пита никто не выяснил правду о вашем родстве?
– Нет.
– Но метрическая книга в Нидерландах! В документах должно… – Она задумалась. – Боже мой, вы это скрыли, верно?
– У меня были на то свои причины, – процедил сквозь зубы Снейдер и сменил тему. – Вы хотели знать, почему я так часто посещал Пита в тюрьме.
– Теперь я знаю причину.
– За этим стоит большее. – Он опустил глаза и понизил голос: – Я схватил его тогда в Берне, не дал совершить шестое убийство и упрятал в тюрьму. Вероятно, как любой отец, я чувствовал ответственность за своего сына. Три года психотерапия проходила успешно, но потом я узнал, что другие заключенные в «Штайнфельзе» вдруг стали его истязать.